Неровно поделили
Когда Витя женился, его сестре Любе было 13 лет. Она хорошо помнит шумную свадьбу, красивую невесту и свое чудесное платье – бабушка сделала все, чтобы внучка блистала. А вскоре мама, папа и дочка переехали.
Решение продать трехкомнатную квартиру приняли на семейном совете. И Люба его тоже хорошо помнит. Конечно, она была согласна с родителями, которые хотели помочь молодым с жильем и разделить ради этого общие квадратные метры.
Идею о том, что молодой семье сразу нужно жить отдельно, продвигала мама. Она в свое время развелась с первым мужем исключительно из-за конфликта со свекровью, которая сына не отпускала от себя, беззастенчиво лезла в жизнь молодых, изводила невестку придирками и добилась того, что «никудышная жена» сбежала.
Виктор женился на девушке из бедной семьи, ни о какой материальной помощи не стоило и заикаться. Поэтому трешку, в которой выросли Витя и Люба, поделили так: для родителей с дочкой купили полуторную квартирку в старом районе, а остальные деньги пошли на взнос для Витиной ипотеки. У него семья, скоро пополнение, ему нужнее. Так все говорили, Люба не возражала, тоже что-то там подписывала. Очевидная же логика!
Это позже, годы спустя, Любовь посмотрела на ситуацию по-другому и обиделась на родню: получается, половину денег отдали Вите, и половину всем остальным. Разве это справедливо? Она отказалась от жилплощади, когда была ребенком, ничего не понимала. А теперь сама создала семью и мотается по съемным квартирам, пожилые родители помочь не в состоянии. Брат тоже помогать не спешит. Детей у него уже двое, траты растут. Да и с какой стати?
Он ей так и сказал, когда однажды за рюмкой чая зашел разговор:
– В смысле – несправедливо поделили? Родители отдали мою долю.
– Интересно получается – у тебя целая своя квартира, а у меня закуточек за шкафом и родители рядом. Нигде тебе ничего не жмет?
Отношения и так-то не были слишком близкими, а после прояснения Любиных претензий почти сошли на нет. Слишком уж по-разному они видели прошлое. Сестра считала, что подарила брату собственность, а он был уверен, что просто получил свое.
Время шло, умерла мама. Отец болел. Виктор появлялся у него пару раз в месяц, иногда забегали его дети. Спрашивали «как дела?» и убегали. Забота об отце легла на плечи Любы. Она приезжала через день, а когда могла и чаще. Не жаловалась: у папы был легкий характер, он старался никого не напрягать своими болячками.
Настал день, когда вдовец решил отписать квартиру Любе и объявил об этом детям на очередном семейном вечере. Дело, мол, давно решенное – Виктор свое получил давно, да и мама много раз напоминала о том, что их квартира останется Любе. Брат во время таких разговоров с аргументами матери не спорил.
А как только услышал про планы отца, заявил, что в случае, если он не будет упомянут в завещании, подаст в суд и отсудит положенные ему по закону метры – наравне с сестрой он наследник первой очереди. Прошлые вложения родителей в его благополучие он словно не берет в расчет.
В тот момент Люба с отцом растерялись. Они оба не могли даже такого представить.
Позже отец пытался увещевать сына, взывал порядочности, к нравственным категориям, семейным договоренностям, к желанию матери. Если родным не верить, то кому? Но Виктора как подменили: твердит о формальной букве закона и правах своих детей, которым эти несчастные метры или стоимость будут совсем нелишними.
Отец уже решил, что молча оформит Любе дарственную. Но разочарованию его нет предела. Старик корит себя и не может понять: в чем феномен? Почему простые и логичные аргументы в подобных спорах не действуют?
© Светлана Сушко.
