[Olexara]

Женились мы спонтанно. Помню тот день. Ты ослепляла красотой и молодостью. Грянул вальс из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь».
Оглушенный счастьем и музыкой, я не расслышал, что пролепетала ты полными блестящими губами. Но твои проникновенные очи и мое сердце, безошибочно подсказали: «Я тебя люблю».
– Я тебя обожаю! – воскликнул я, и у меня защипало глаза. Мы завальсировали.
Так и поженились.

– Что мы будем кушать? – были твои первые слова наутро после свадьбы.
Это было так мило! Я понял – ты хочешь меня подкормить прежде, чем займемся интенсивным утренним сексом. Мы любили утренний: он самый сладкий.
Я жутко умилился столь трогательной, но и расчетливой заботе. Ты понимала, что к чему: сперва напои-накорми, потом ставь к станку…
Вне себя от счастья набросился и ну тебя щекотать и сюсюкать: – Да, что мы будем кушать? Что? У-тю-тю! – дурачился я, а сам смаковал, что заказать на завтрак: жирные блинцы с припеком, иль оладьи со сладкой подливой?
Ты извивалась и заходилась. Холостяцко - пельменный быт мой бесславно погибал в твоем заразительном хохоте.
Задыхаясь, выпалила: – То, ха-ха, что ты приготовишь, ха-ха! Щас описаюсь, ха-ха!
Боже, как умилительно – описаюсь. Горячо расцеловал тебя, и отправился к плите. Всё ж медовый месяц. Успеешь еще накашевариться.
А готовил я скучно. Но быстро.
Яйца в доме всегда должны быть. Чистенькие яйца, свежие, не треснутые. Они чертовски сочетабельны со многими продуктами. Ими даже моют голову.

– М-м. – довольно мычала ты, запихивая в рот глазунью с луком, колбасой и зеленью. – Да ты мастак на кулинарные трюки! Все звезды, поваренок.
Черт, я был горд! – точно сорвал мишленовскую звезду. Кажется, я имел все шансы срубить две остальные и войти в кулинарные анналы твоего сердца. Ведь в запасе у меня оставались хиты: яичница с луком, но без колбасы и вермишель с колбасой.
Перекусив, мы не сговариваясь кинулись целоваться. Прямо через стол. Не отерев даже жирных губ. И присосавшись и жадно вцепившись друг в друга, точно ФМС в нелегалов, двинулись в спальню.

– Что мы будем кушать?– спросила ты, едва в конвульсиях освободился от бремени страсти. Вся разгоряченная, ты еще жадно хватала воздух, но уже хотела чего побацилистей.
Калории сгорали в твоем шелковом брюшке, как в эпицентре ядерного взрыва японские милитаристы.
Какой здоровый аппетит! – умилился я. Какая непосредственность и естественность.
Оо! – непосредственность младой красотки это летальное оружие скажу я вам! Вроде ничего такого, а ты в замазку, – хоть окна тобой конопать.
Полный счастья, встал к плите.
Важнее яиц лишь макароны. Это просто маст хэв на каждый китчен. И хоть лапшой не вымыть голову, зато не портится, не бьётся и всеми любима. Гениальное изобретение! Все лучшее изобретено у нас. Общеизвестный факт. Только, расдолбаи славянские, патент не оформили, вот и фальсифицируют все кому не лень: от итальяшек до китайцев.

– Черт! – воскликнула ты, отведав «Макфы» альденте. – Ты просто виртуоз макаронных изделий среднего ценового сегмента. Ручаюсь, у тебя есть белая шапка и любимый ножик. Ну, признайся, мой сладкий поварёшка.
Я улыбнулся. Я не стал себя развенчивать. Белая шапка была. Хотя варить вермишель в шерстяной пидарке я покуда не додумался.
– Я не прогадала, что взяла тебя. – уверенно заявила ты, нажимая на «тебя» и вермишель, и по-хозяйски окинула взором матримониальное приобретении напротив – меня…
Проглотив последнюю ложку лапши, ты жадно и развязно потянулась через стол – целоваться жирными губами.

Разгоряченные соленые тела хотели воды. Мы принимали ванну. С короной пены на голове ты величаво спросила: – Что мы будем кушать?
Я конечно умилился. Но приходилось опять становиться к кирогазу: ты кажется была здорова метать пять раз на дню...
– Я... Так... Люблю тебя. – прожевала ты слова заодно с отбивной и твердо пообещала. – Умрем в один день!
Хвала богу, твой аппетит сулил надежду на долгую жизнь. Кто хорошо кушает, тот долго живет. Ты кушала хорошо. По крайней мере часто.
Мы стали целоваться через стол. Жирными, уже распухшими, рассосанными губами...

Вечерело. Время ужина. Хотелось борща. Маминого. С жирной свининой. Сальце, знаешь такое, – тает во рту. Мясо отстает от кости. Майонез. Луковица на четыре части. Хлеба вдосталь толстыми ломтями. Горчица огненная. И борщ огненный. Слезы, пот на лбу. А тебе знай подливают…
– Что мы… – начала ты с улыбкой.
– Будем кушать? – подсказал я и без обиняков предложил половинке пройти на кухню.
– Любимая, может уже встанешь, сварганишь борща? Я люблю пожирней. И чтоб картоха крупно.
Ты в ответ широчайше обнажила ослепительные зубы, – как солнце из-за туч вышло. Этикетка с такой пилорамой, взметнула бы продажи «Лесного бальзама» – того зубного ополаскивателя со вкусом растворителя.
Ты панибратски огрела меня по плечу: – Ты чё? Я не умею готовить. Забыл, дядя?
Жениху на свадьбе напиться нельзя. Я вчера и не пил. Потому забыть столь широкий «свадебный подарок» от тебя, любимая, не мог. Да и мой измученный полуфабрикатами желудок, любезно отвалился бы, едва услыхав такие перспективы.
– Как не умеешь?!
– Еще вчера в ЗАГСе тебе призналась. А ты сказал, что торчишь от меня. Ну когда вальс завели. Та-та-та, та-та-та. Забыл? Ну что ж ты так…? А давай-ка закажем пиццу?
Это было б очень непосредственно и умилительно, кабы это была не моя баба. Да и умилением сыт не будешь.

А. Болдырев.