Я никогда не была в караоке, ни разу за свою, какую уж случилось, жизнь. Потому что понимаю - посодют. Пение мое идёт поперек Женевской конвенции, УК РФ и анализов для Wada. Хотя слух у меня идеальный, только очень внутренний.
Где-то сильно глубоко в себе я слышу каждую фальшивую ноточку до полутонов и послевкусий. Меломан во мне эффектно суицидирует на любую липовую "до". Жаль в эфир выдает только пантомиму - все от стеснения.
Ну не поцеловал меня в рот боженька. А куда поцеловал, только цыгане и знают. Наверное.
Но я пела в хоре. Нет, не на оргии мазохистов. В обычном школьном хоре.
У нас в школе уездного города N была традиция - устраивать постсоциалистические соревнования между учебными заведениями. То есть социализм так и не достроили, но ручки все помнили. И, чтобы они не шуршали чем непопадя под одеялом, указом сверху их занимали полезным.
Профиль полезного - любой. От физико-матической олимпиады (песчаный карьер ? Я!) до весёлых стартов. Где к финишу приходили те, кто хорошо ел кашу дома, а не в столовой.
Учитель пения, как сейчас помню - Нина Константиновна, на работе горела. У нас в школе с английским уклоном (он же крен) мало кто не горел. Чего стоил один перепад по рисованию - борода, бутылка и карандашик. Но об этом позже.
Так вот, в один из дней, вероятно судный, в городе N объявили конкурс школьных хоров. И Нина Константиновна приосанилась. Но потом не кстати вспомнила, что хора в школе не имелось, такое музыкально-образовательное фиаско. Не блестеть медалям с собачьей выставки по штукатурке родного кабинета, не пылится на полке почетной грамоте.
Казалось бы.
Но не такова была Нина Константиновна, педагог со стажем и небольшими учебными часами. Пропустить свой минуту славы и премию она не могла.
В общем, средние классы согнали в кабинет на прослушивание.
А я дружила в то время с девочкой Светой. Света была созданием небесной красоты - натуральная, голубоглазая блондинка с соболиными бровями. Просто ангел внешне, по характеру - самурай, у которого только путь, без цели. Живописать не переживописать, я даже сейчас не наберусь смелости вылить наши экзерсисы в мемуары.
Мама заругает.
В плане слуха мы со Светой были, как однояйцевые близнецы, только Света, в отличие от меня, была не из робких и петь любила.
И, собственно, пела, глуша голосом рыбу. Огонечек мой.
Сидим мы, значит, в кабинете на кастинге, нас по одному вызывают к пианине, бряцают что-то по клавишам, просят смодулировать. Наши ряды рядеют, но Нина Константиновна не сдается. Процесс напоминает выбор штанов на базаре - сначала лучшие из лучших, потом лучшие из худших, в конце только одно условие - штаны. Такой вот скрининг, некоторые так замуж ходят.
Подходит очередь Светки.
А в классе шумно, народ гудит, как улей, не слышно ни черта. Только видно, как у Нины Константиновны глаза буквально закатываются за мозжечок, когда подруга моя начинает старательно выводить ноты. Вылитый Элджей, предтеча.
А Света не останавливается, Света тоже хочет славы, не смотря на маячащую перспективу реанимационной бригады для любимого учителя.
Взяли нас. Да. На безрыбье. В смысле Светку за красоту, а меня для массовости. Я просто была в последних эшелонах - говорю же, стеснительная. А Нина Константиновна к тому времени была напрочь контужена экспериментальным сольфеджио, положил себя человек на алтарь искусства.
А так-то Трамп наш, в смысле третье место по городу. Только нам со Светой в очень строгой форме запретили петь, даже на репетициях.
Зато. Зато я танцую неплохо. Ну цыгане знают. Наверное.
Полина Иголкина
