Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Schastyia]

Жена красила ресницы и вдруг спросила:
— Кисун, какой сегодня день?
Кисун, которого на работе звали Михаилом Олеговичем, в бане с друзьями Михой, а в качалке Миша-Киборг, с опаской взглянул на жену и тяжело вздохнув, сказал:
— Понедельник.
— Ну не. Ну, кисун. Число какое? — жена открыла рот, чтобы лучше накрасить глаз, связи Михаил никогда не понимал.
— Что-то в районе зарплаты и выплаты кредита, — уныло сказал он.
—Ну кисун, ну, ты чего? — разочаровано протянула супруга. Бровь уже начала недовольно подниматься.
— Ну, давай, вспоминай, какая дата?
— Сколько-то там вместе? — растерянно спросил муж и отступил на шаг.
— Нет, — коротко сказала жена, недовольно раздувая ноздри.
— “Сколько-то там вместе” мы праздновали в Геленджике. Ты упал с детского батута и лежал пол отпуска в больнице со сломанной ногой, — сказала она. — И потом еще дома месяц.
Михаил с ностальгией вспомнил, как тогда целыми днями ел, спал, смотрел телек и чесал вилкой под гипсом. Рай просто.
— Давай, вспоминай, — изо всех сил делала спокойный, непринуждённый вид жена, но уже нервно шуровала щеточкой во флаконе.
— Твой день рождения? — неуверенно и с некоторым страхом спросил он.
Жена отбросила тушь и с возмущением посмотрела на мужа одним красивым глазом и одним некрасивым.
— Не, ну ты вообще, что ли? Ты что, шутишь? Мой был зимой! Ты же мне тогда еще робот-пылесос подарил, помнишь? Потом, правда, Петрова после двух шампанского пыталась на нем ездить и сломала его.
Михаил вспомнил Петрову, летящую головой в сервант и невольно улыбнулся.
— Ну! — топнула жена ногой. — Какой сегодня день?
Даты рождения детей с погрешностью два-три дня туда-сюда, Михаил помнил.
— Теще? — спросил он и прижал уши, как заяц.
— Да, ну кисун! Ну, ты чего?! Маме летом. Вспомни, в деревне праздновали, пришлось еще пригласить Кокариху-соседку, иначе бы порчу навела и еще, потому что самогон у неё брали.
И потом пустую тару возвращали ей домой на садовой тачке. И вторым рейсом, (чартерным), саму Кокариху. Вспомни, дяде Боре тогда еще ногу строительным степлером прострелили.
Михаил зажмурился.
— Да, было дело.
— У кого сегодня день рождения? — уже с большими нотками раздражения спросила жена.
— Петровой? — несчастным голосом спросил Михаил.
— Пфффф... — разочарованно протянула жена.
— Петровой мы праздновали в Турции. Вы с Петровым еще после “онклюзив” сняли с флагштока отеля их флаг и лебедя из него скрутили. А когда вас турецкая полиция забирала, кричали пожилым немцам у бассейна: “Гитлер капут.” Не помнишь, что ли?
— А, да, было такое, — умиротворенно и гордо улыбнулся Михаил.
— Ну,кисун, — как с больным ребенком заговорила жена. — Ну, давай, зайчик, вспоминай. Она нежно погладила его по голове и медленно, с расстановкой спросила.
— У кого. День. Рождения. Сегодня?
— Ну, не знаю. Я сдаюсь. Можно звонок другу?
— Сейчас тебе! — задохнулась от возмущения жена. — Чьи именины? Быстро говори!
— Анжеле Борисовне с твоей работы! — выпалил он и вжал голову в плечи.
— Да ёперный театр... — закатила глаза жена.
— Анжеле Борисовне шестьдесят пять праздновали в ноябре. Вспомни, ты меня еще с корпоратива забирал и пытался набить морду начальнику отдела Вазгену Багратовичу.
Михаил помнил. У него даже случились какие-то фантомные боли, и он потер скулу.
— Мы с Лилькой еще бегали вокруг вас, разнимали, и Лилька ту жуткую вазу разбила.
Вазу, подарочную, на которую мы всем отделом скидывались. Об Порываева, который собственно и в драке-то не участвовал. Но! — обвела губы жена и чмокнула свое отражение.
— Анжела Борисовна, по-моему, даже рада была. Ну, не то, что Порываева на скорой увезли. А то, что она осталась без вазы, — начала раскручивать бигуди жена. — Она мне по секрету сказала, что еще не знает, кому передарить презент с прошлого дня рождения. Фотокартину с Серканом Болатом, — расправила локоны жена. — Лилька на собранные деньги ей тогда заказала. Муж Борисовны не разрешил Серкана вешать. Он подумал, что это Вазген Багратович в молодости.
— А кто такой Серкан? Певец какой-то? — спросил Михаил и тут же пожалел об этом.
— Певец... — жена закрыла лицо руками. — Не знать Серкана... — безнадежно вздохнула она, как будто муж спросил, кем Кокарихе приходится Шекспир.
— Это же уму непостижимо... Серкан Болат — это Керем Бюрсин!
— А ну, всё сразу встало на свои места, — развел руками, пытаясь пошутить муж.
— Так, ты от ответа-то не уходи! У кого день рождения, я тебя спрашиваю! — ткнула жена расческой в грудь Михаила.
— Ну? Кто у нас главный в доме? А? — хитро спросила она.
Лицо Михаила просветлело. И он важно расправил плечи, разулыбался и подняв высоко подбородок, сказал:
— Я?
Жена испепелила Михаила взглядом и куда-то быстро убежала. Потом примчалась обратно.
— Вот! — Трясла она перед носом Михаила ничего не подозревающим, сонным котом. — Барсику Миша, Бар-си-ку!
Она расцеловала пушистую морду, побаюкала хвостатого и с презрением посмотрела на мужа.
— Нашей сдобной булочке сегодня восемь лет! Почти юбилей! А ты! Ни свечечки, ни торта! Ни вкусняшки, ни игрушечки. И я живу с этим черствым и бессердечным человеком столько лет! А не знать Серкана, это вообще выше моего понимания! Какое невежество!
Михаил смотрел на Барсика, который изо всех сил терпел безумные тисканья, и в глазах кота читалось: “Меня-то хоть насильно сюда в детстве принесли, а ты-то, ты! Взрослым лбом добровольно на это подписался.”
Но вслух сказал только сдавленное “Мя...”
Д. Косиченко