Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

Подарок на свадьбу. Вычеркни того, кто лишний в твоей семье.

Свадьба. Молодой жених не сводил влюблённых глаз с прекрасной избранницы: ясный взгляд, счастливая улыбка, нежный румянец – никто не мог сравниться с ней в красоте и юности.
Гости кричали «горько!», выкрикивали пожелания, а вот и подарки начали дарить. Много гостей – много подарков. Всё не упомнить. Но один из них никогда не забыть…
— Милай, а милай, — какая-то старуха теребила жениха за белоснежную рубашку своей почти чёрной рукой. Он, увидев бабульку, даже испугался от неожиданности, отшатнулся.
— Вы кто, бабушка?
— Почти угадал, — довольно засмеялась старуха, — Я пра-прабабушка твоя. Меня к тебе с подарком моя пра-пра-пра-прабабка прислала. Выйдем-ка в парк, подарю.
Жених облегченно вздохнул – конечно же, это очередной свадебный сюрприз-розыгрыш. И артистку в театре наняли какую хорошую – от настоящей старухи трёхсотлетней не отличить.
— Пойдемте, бабушка, пардон, пра-прабабушка, я весь в вашем распоряжении.
Когда в лицо пахнуло свежестью зелёного летнего вечера, старуха махнула в сторону ресторана: «Тихо ты!» и музыка умчалась куда-то вдаль. Голоса стихли.
— Ну вот,— довольно потёрла гостья руки, — теперь нам никто не помешает.
Она запустила руку в глубину какой-то пыльной котомки и вытащила пожелтевшую фотографию.

— Вот тебе первая честь подарка!
Жених посмотрел на фотоснимок. Восемь молодых мужчин стояли плечом к плечу от края до края фотографии. Перед ними на стуле сидела женщина – уставшая, измождённая, но она улыбалась. Видимо, это была их матушка.
— И при чём здесь я? – жених вернул снимок старухе.
— Ты ни при чём, ты на нём. На снимке этом! Неужели не заметил?
— Где?
— Вот, в центре стоишь. Постарше который. А рядом – твои семь сыновей. Впереди невеста твоя сегодняшняя стоит. Её через двадцать лет за твою маму принимать будут. Так её жизнь сомнёт.
— Но у нас не будет семерых парней. У нас будут мальчик и девочка. Мы так решили, бабка, не болтай глупости!
— Глупости ты болтаешь. Лучше помолчи да послушай.
Вот, рядом с тобой ваш первенец. Серая, кстати, личность. Ни талантов особых за ним, ни красоты великой. Но благодаря тому, что у него будет шесть младших братьев, вырастет он надёжным, ответственным, трудолюбивым человеком. Карьеры большой не сделает, но уважать и ценить его на производстве очень будут. Да и семью он создаст всем на зависть. А если младших братьев у него не будет, он вырастет ленивым, невзрачным, никчёмным человечишкой и просто сопьётся, сидя на вашей шее всю вашу жизнь.

А вот этот – с прищуром хитрым – это любимчик жены твоей. Она его и избалует. Ох, и хватите вы с ним горя, пока вырастите. Он и панком будет, и готом, и из дома убегать будет. На собрания родительские в его класс как на пытку будете ходить. Однажды сбежит он из дома окончательно, уедет в Москву. Мать все глаза повыплачет о нём, а он прибьётся к арбатским художникам, будет портреты прохожих рисовать, чтоб на хлеб заработать. Его один мастер приметит и обучать начнёт. Долго ли, коротко ли, но будут его картины очень дорого потом продаваться – такой талант ему Бог даст. А потом он вернётся домой и храм святителя Алексия Московского распишет полностью. Гордиться им будете, когда он взрослым станет. А гонорары его братьям на ноги подняться помогут.
А вот этот – лысый – тоже не подарок. С детства свяжется с дурной компанией, начнёт преступления совершать. Подрастёт и начнётся: сел, вышел, сел, вышел…
А вот четвертый и пятый – близнецы. Не разлей вода будут. С ними вздохнёте маленько. Учиться будут хорошо, спортом будут заниматься. Оба с детства будут мечтать в полиции служить. Да только на работу их туда не возьмут, потому, что брат старший судимости имеет. Поэтому они поступят оба в архитектурный, там женятся, домой вернутся – должности хорошие займут. Такие два коттеджа-близнеца построят, что люди приходить любоваться будут. А рядом и для вас домик выстроят. А если они не родятся, вы с женой будете доживать старость с уголовником. Долгой же вам старость покажется!
А если уголовничек ваш не родится, то близняшки полицейскими станут. Сделают хорошую карьеру, потом один из них совершит должностное преступление, второй постарается его «выручить» и оба под следствие попадут. Не выдержат позора и застрелятся. Не переживёт твоя жена такой беды – с ума сойдёт.
Шестой ребёнок ваш – вот он на фото худенький самый — его братья под руки держит, чтоб казалось, что он сам стоит. Он инвалидом родится. Церебральный паралич у него будет. Ох, и тяжкая у него жизнь! Столько мук, столько боли испытает, что и не описать! Но, живя между жизнью и смертью, научится он молиться. И за себя, и за родных, и за весь мир. Вымолит и тебя, и брата-уголовника, и меня, и пра-пра… Всех, короче говоря. Не родите его, не видать вам Царствия Небесного как своих ушей.
Седьмого – во этого, ясноглазого – вам врачи запретят рожать. Скажут, что после тридцати у вас сплошные патологии: двойняшки, паралитик… УЗИ сделают и синдром Дауна обнаружат. Если хватит у вас мужества, то родите самого прекрасного ребёнка на планете. Здорового и телом, и душой.
Играть он будет только с парализованным братишкой. Близняшки друг с другом общаются, старшие братья с малышом только скучают, вот и будет он паралитика вашего больше всех на свете любить. А когда увидит, как больно ему иногда приходится, даст он себе слово: «Вырасту, стану врачом и вылечу брата!»
Брата он не вылечит. Умрёт брат раньше, чем младшенький ваш институт закончит. Но врачом будет, да каким! Его чудотворцем называть будут!
Новорождённым и даже не родившимся детям сложнейшие операции делать будет! Тысячи жизней спасет. А не родится – то и им не жить.
А вот тебе, милок, вторая часть подарка – маркер планирования семьи. Вычеркни того, кто лишний в твоей семье.

— Ты что, бабка, никого я вычёркивать не стану!
— Тогда пойди, покажи карточку своей молодой красивой невесте. Глядишь, свадьба и расстроится! – захохотала старуха и рассыпалась серым пеплом…
Свадьба была в разгаре. Молодой жених не сводил влюблённых глаз с прекрасной своей избранницы: ясный взгляд, счастливая улыбка, нежный румянец – никто не мог сравниться с ней в красоте и юности.
Он любовался молча, а сам непрерывно думал: «Девочка моя, я никогда, никогда в жизни тебя не обижу! Я всегда буду тебе помогать. Ты только будь со мной, пусть родятся все наши детки. Я всё сделаю, чтобы тебе было хорошо со мной. Даже если счастье трудное будет. Ты для меня всегда самая молодая и красивая будешь. У нас и наших детей прекрасная судьба. Главное – не сломать её, всё выдержать. Я буду всю жизнь оберегать тебя, ведь я люблю тебя! Прости меня, но я не покажу тебе этот снимок. По крайней мере — сейчас».
Гости кричали «горько!», выкрикивали пожелания, дарили подарки. Много гостей – много подарков. Всё не упомнить. Но один из них никогда не забыть…

Автор: Синдром Дауна.

[Olexara]

ТЁЩЕНЬКА

- Денег бы столь насыпало, как снега нынче, - пожаловался Петр жене.
- И кто бы тебе насыпал? – рассмеялась Анна.
- Да ладно, это я так, сам знаю: не заработаешь, так никто и не насыплет.
Петр оставил под навесом, что пристроен к сараюшке, лопату и метлу, стряхнул с плеч прилипшие снежинки, очистил валенки от снега веничком, спрятанным на крыльце в углу, и вслед за женой вошел в дом.
- А давай-ка сала достанем, чего-то захотелось сальца с картошечкой.
- Ага, хватился, нету сала-то.
- Как нету?
- Ну, так на прошлой неделе закончилось. Это которое у нас было, а остальное у мамы лежит… забыл что ли?
Петр пригладил седой чуб, припоминая, как же это получилось, что сало вовремя не принесли.
- Забыл, Анюта, вот как есть запамятовал… чего же ты мне не напомнила?
- Сама только что обнаружила, стол в сенцах открыла – а там пусто. Да ладно… завтра забеги к матери, возьми шмат сала, добрый такой шмат возьми.
Сало у Прозоровых было отменное. И хоть теща никакой живности не держала давно, сало доверяли солить только ей. И так она умудрялась посолить в свои восемьдесят четыре года, что повара в ресторане могли позавидовать.
- Ну, нет, чего это я буду до завтра ждать, - Петр начал собираться, - забегу к тёщеньке за салом.
- Куда ты? Темно уже.
- Ну и что. Я недолго. И Петр вышел из натопленной избы, окунувшись в морозный воздух. Дым над крышами шел столбом. – К морозу, - подумал Петр, - рождественские жмут, - и он пошел на соседнюю улицу.
Снег поскрипывал под подшитыми валенками, собаки за воротами чужих домов тявкали для порядка. А воздух бодрил, мороз подстегивал и снег отливал от светящихся окон синевой.
Надо сказать, что теща у Петра Прозорова была человеком набожным. И хотя в деревне не было даже крохотной церквушки, Ефросинья Антиповна молилась усердно дома. И все посты соблюдала. По годам она была ровесницей века. Родилась в 1900 году, а нынче ей восемьдесят четыре исполнилось. Год 1984 – и 84 года.
Но бодрости ей не занимать. Невысокая, худощавая, немного сгорбленная, она была еще крепкой, старой закалки, сама управлялась по дому. Вот только хозяйство не держала, в том плане, что коровки у нее не было, только куры во дворе.
Но помогая детям, охотно солила, варила, пекла и угощала. Вот и сало получалось у нее отменное, хотя дочь Анна и сама проворной была.
Кладовка у Ефросиньи Антиповны просторная, как раз там и хранила сало. Зимой к тому же вместо холодильника.
Петр ткнулся в калитку – закрыто. Заперлась теща на все засовы. Пришлось обходить со стороны огорода. На крыльце уже намело снега, и Петр заодно смахнул его.
- Здорово, мать! Спишь что ли? – спросил Петр, когда старушка, кутаясь в шаль, открыла.
- Здравствуй, Петя. Так ночь уже.
- Какая ночь, вечер еще. Я чего пришел-то, сало у нас закончилось, там у тебя где-то было…
- А на кой тебе?
- Ну, ты мать даешь! Есть, конечно, как без сала-то...
Они вошли в небольшую комнату, где в углу стояла русская печка с лежанкой. Петр прислонил к ней ладони – теплая еще.
Ефросинья замялась, как-то неуверенно стянула с себя шаль и поправила гребенку на седеньких волосах.
- Петя, так пост же…
- Какой пост?
- Рождественский. Вот завтра праздник – завтра и можно.
- Не соблюдаем мы посты, ты же знаешь.
Теща вздохнула. – Петя, потерпи до завтра. Сама я вам сало принесу… а то ведь знаю тебя, сейчас придешь, в баньку сходишь и как загуляешь…
- Да что ты мать… я всего лишь сало забрать хочу.
Теща поджала губы. А надо сказать, что упрямства ей не занимать. И хотя никого из родных она не принуждала, даже не намекала на пост, в этот вечер вдруг заупрямилась. Или что сочельник, или сама боялась не удержаться и попробовать сальце… в общем, отказала она зятю.
- Петя, принесу я сама завтра. А нынче иди с Богом, пусть скоромное полежит, ничего с ним не сделается.
- Да ты что мать! Я сала хочу! Вот прямо сейчас желаю! И не собираюсь ждать.
- Чайку вон выпей с картохой…
- Сама с картохой чаевничай, - проворчал Петр и, хлопнув дверью, вышел. Теща поплелась следом и закрыла в сенях дверь на крючок.
- Помешалась совсем на своем празднике! Дался он ей. Нам-то какая разница, что праздник, что не праздник, - ворчал зять.
Он вышел в ограду и пошел к калитке. И как раз проходил мимо кладовки, которая пристроена к дому вместе с сенями. Так вот вход в кладовку только через сени, и в дом тоже через сени - так все устроено.
А здесь, с улицы, всего лишь окошко небольшое в кладовку. Петр остановился. Помнится, на днях, теща просила чурочки разобрать, а то до самого окошка навалены, весь проход в ограде загородили.
Петр глянул на кучу чурочек, что до самого окошечка. – А ведь окно это легко выставить, да и пролезть можно - сало-то в кладовке. – Такая мысль мелькнула у него.
От снега было светло, и все чурочки можно различить. И Петр принялся складывать их в другое место – под навес. И получилось это довольно быстро. Сложив все чурки, отогнул гвоздики и убрал стекло. Снял полушубок и протиснулся в окошечко. Ростом-то он высокий, а так-то худощав, так что получилось проникнуть в кладовку.
Включил фонарик, огляделся и присвистнул от удивления. Хоть и знал эту кладовку, но когда конкретно взглянешь… чего только там не было! Можно сравнить с пещерой Али-Бабы, только если эта пещера продуктовая.
Вот и у запасливой Ефросиньи Антиповны неприкосновенный запас года на три. В кадушке мука, там мешок сахара стоит у стеночки, там для кур припасено.
Петр наткнулся на сито, и оно грохнулось на пол, испугав его. Вспомнив, что теща уже плохо слышит, успокоился. И уже нащупал сало, как вдруг со спины что-то опустилось на него.
- Ах, ты, котища шкодливая! – Закричала теща. И голос такой взвинченный в тот момент, что от одного голоса можно забыть, как тебя зовут.
А потом еще раз ударила. Петр, прикрываясь, повернулся. – Ты чего мать? Я это!
- Вижу, что ты! – И давай она его хвостать веником, как будто пацана провинившегося учит. – Получай от тёщеньки!
- Да что же это такое, забодай тебя комар! Совсем уже рехнулась теща на своих постах!
Ефросинья опустила веник, запыхавшись. Первый раз такое за ее жизнь, чтобы на зятя руку поднять. И стоит она - худенькая, сгорбившись, и веником угрожает.
- Тьфу ты, отметелила меня как малолетнего. Раз уж жалко этого сала, тогда сама и ешь его!
- Да нечто я враг тебе? Вы же дети мои. Да не жалко мне, бери сколь хошь… Ну уж больно праздник завтра большой, хотела чтобы один вечерок потерпели.
Петр вышел, снова хлопнув дверью. А теща засеменила следом. И только у выставленного окошка остановился, вспомнив, что кладовку с такой дырой зимой оставлять нельзя.
- Ой, батюшки, а чурочки-то где? – ахнула Ефросинья.
- Вон твои чурочки под навесом, убрал их отсюда, сама же просила. – И он быстро поставил стекло на место, также закрепив гвоздиками.
- Петя, ты хоть чайку попей, - попросила теща, - работал-таки, чего же голодным тебя отпускать…
Петр уже остыл после тещиного веника, да и сама Ефросинья уже сожалела, что обрушила свой гнев на зятя. – И он вернулся в дом.
Ефросинья Антиповна налила чая, пододвинула сахарницу. – Погоди, я скоро.
Вышла и вернулась с куском сала, положив его на разделочную доску.
- Ты чего, мать? – спросил удивленный Петр.
- К чаю… отрежу маненько…
Петру стало неловко. Теща, и в самом деле, была набожным человеком, и всю жизнь молилась. Она и мужа своего вымолила, когда в Великую Отечественную на фронт ушел. Вернулся израненным, и прожил еще десять лет благодаря ей – своей жене Ефросинье. Молилась и травами лечила, как могла.
И вот сейчас, словно загладить вину перед зятем старается, скоромное в сочельник на стол поставила.
- Брось, мать, не надо, не голодный я, прихоть это у меня сегодня была.
- Ну, тогда возьми домой.
- Возьму. Но сало есть сегодня не стану. А завтра утром ждем тебя к завтраку.
Теща присела, поправила белый ситцевый платочек, улыбнулась.
- Да, мать, все как положено, завтра и стопочку налью тебе, - он подмигнул.
- Ой, да и ладно, ежели только самую малость, - смутилась Ефросинья.
__________

- Чего так долго? – спросила Анна, когда Петр вернулся домой, - можно подумать, ты не на соседнюю улицу, а до райцентра пешком ходил.
- Да я там чурочки убрал, а то валялись кучей.
- Нашел время – ночью чурочки убирать!
- Ну, а что, праздник завтра, пусть теща порадуется.
Анна хотела отрезать сала, но Петр возразил: - Давай уж завтра, а то нынче сочельник…
- Не узнаю я тебя… а может ты уже принял? А то что-то странное с тобой творится!
- Даже не думал!
_____________

Рождественское утро выдалось морозным. В светлой дымке стояли дома, и снега снова намело до самой кромки забора. Петр выглянул в окно: - А снег-то у нас какой! Не зря сват говорит, что в городе такого снега нет, а у нас – хоть закусывай им.
Теща, как и обещала, пришла к завтраку. И теперь уже на столе и сало, и мясо, и пироги, и картошечка, запеченная в русской печи, и огурчики соленые.
Ефросинья хвалила вкусную снедь, а Петр поглядывал на нее, ожидая, что вот сейчас расскажет, как накануне веником его отлупила. Но Ефросинья – молчок. Даже намека не было. А только хвалила зятя - какой хороший зять ей достался. И особенно благодарила за чурочки, что в аккурат к празднику с дороги убрал.
А за окном была зима. Настоящая сибирская зима, когда снег переливается, поскрипывает, когда мороз щиплет и торопит прохожих, а в избе печка потрескивает дровами - и дома тепло. И на душе тепло.

Автор: Татьяна Викторова
художник: Вячеслав Чердаков

[Schastyia]

— Итак, Вы утверждаете, что Вы из 2020 года, а вовсе не еретик и не сумасшедший, и Вас не надо жечь на костре?
— Д-да.
— Ну, что же. Предположим, я Вам верю, но вот все остальные отцы инквизиторы - нет. Но, ведь не так уж сложно проверить Ваше утверждение. Если Вы из будущего, то вы знаете, что будет происходить. Итак, когда закончится правление Людовика IX?
— Эмм… Я не помню, очень частная дата.
— Допускаю. Тогда так, чем кончится Восьмой крестовый поход?
— Хм… Знаете, я не эксперт в истории.
— Допускаю. География?
— Не очень…
— Математика?
— Эмм, ну е равно мц квадрат.
— Что?
— Не важно.… В общем, нет.
— Геометрия, быть может?
— Пифагоровы штаны… Нет…
— Я пытаюсь Вам помочь, попробуем по-другому. Может Вы что-то расскажете о технологиях будущего, о мироустройстве, науках?
— Ну… Земля круглая…
— Спасибо, мы в курсе. Что-то еще?
— Ну, в наше время есть электричество…
— Уже интереснее. Что это?
— В общем, такая штука, на которой работает почти все в мире!
— Можете подробнее объяснить?
— Ну… Там… Электроны, бегут по проводкам… Плюс, минус… Блин…
— Вы можете добыть электричество, продемонстрировать его работу?
— Нет…
— Хм, может хоть какие-то полезные навыки и знания из будущего у Вас есть?
— Сожгите меня.
© Рагим Джафаров

[Olexara]

Вчера вечером шла домой. Поздно. Плеер в ушах. Смотрю на дороге - на тротуаре, в смысле - что-то шевелится. Подхожу ближе. Человек. Лежит человек. Точнее ползёт человек. Причем ползёт так необычно, будто в конкурсе участвует, ногами загребает и пересаживается вперед. Первая мысль: пьяный! Вторая мысль: грязный! Вчера дождик был, слякоть. Третья мысль: А вдруг нет? В смысле, не пьяный?
Мимо спешат другие люди. Вечер, надо скорей домой. Ползущего брезгливо обходят. Отворачиваются. Мне тоже надо домой. Меня ребёнок ждёт. Но вдруг не пьяный... Подхожу и опасливо спрашиваю: "Ты в порядке?" Сама удивляюсь своему хамству: перешла на "ты" без экивоков.
- По-мо-ги-те-встать, - говорит парень, прожовывая часть букв. Руки его скрючены. Ноги тоже. Он болен ДЦП. С рождения.
Я протягиваю руку, за которую он хватает своей грязной измазанной рукой. От него пахнет...супом.
- Ты как тут оказался? - спрашиваю. - Один. На дороге...
- Я пошел за хлебом. Мачеха болеет. Упал. Меня велосипедист толкнул. Встать сам не смогу. - отчитался парень.
В это время он уже встал, но руку мою держал крепко.
- Далеко живешь? - спрашиваю я, прикидывая, что мне делать с ним.
- Да нет, вон. - Машет рукой на дом рядом. - Доведи, а то я упаду опять.
- Пошли, - соглашаюсь я. От него не пахнет опасностью. Пахнет супом.
- Как зовут тебя?
- Олег.
- С кем живешь, Олег?
- С мачехой. Она заболела. Нужен хлеб.
- Ты пошел за хлебом, тебя толкнули и ты упал? - восстановила я ход событий.
- Да.
- А обычно кто покупает хлеб?
- Мачеха.
Мы идём вдоль многоподъездного дома. Люди вокруг с интересом оборачиваются. Грязный Олег (он полз от магазина, напоминаю) и я - нарядная, с презентации.
Мы подходим к нужному подъезду.
- Квартира 59. Первый этаж. Ключи - в кармане. - Олег поворачивается ко мне нужным оттопыренным карманом.
Мы входим с ним в подъезд, он отпускает мою руку и впивается в спасительные перила. Здесь он уже почти дома. Он привычно, ловко подволакивая ноги, взбирается по лестнице.
Я открываю квартиру 59 ключами Олега. Мы входим в прихожую. Пахнет супом.
Слабый крик из комнаты:
- Олежа, это ты? Где ты был два часа? Хлеб купил?
Я кладу ключи на зеркало и выхожу из квартиры.
Олег болен ДЦП. Он два часа назад вышел за хлебом в магазин напротив. Нормальному, здоровому человеку сбегать за хлебом - 10 минут. Но Олег болен ДЦП. Что не мешает ему есть хлеб. И он за ним пошел. И его толкнули. Он упал. И два часа полз обратно. Прямо по грязной мокрой дороге. Потому что все вокруг спешили домой. К своим детям, мужьям и жёнам. Со своей буханкой хлеба. И некогда помочь встать тому, кто упал. Не-ког-да.
Я потрясена. Не могу пока сформулировать чем. Наверное тем, что всем вокруг нет дела ни до кого. Тем более до Олега. В грязном, скрюченного. Потому что каждый прошедший мимо ползущего человека уцепился за спасительную мысль "Он пьян!", оправдывающую его бездействие. Не потому что мы плохие. Мы просто спешим. У нас важные дела. А у Олега тоже дело - ему надо купить хлеб...
Боже мой, что это было?
Спустя 20 минут я звоню в квартиру 59 по домофону. Никто не открывает. Я дожидаюсь, пока кто-то выходит из подъезда, вхожу в него и звоню в звонок, над которым накорябано "59" (вряд ли Олег накорябал это сам - у него скрючены руки, ему не дотянуться). Мне никто не открывает. Наверное, Олег моется. А мачеха болеет. Я вешаю на ручку двери пакет. В нём батон и дарницкий. А ещё какие-то печенья, мармелад, чай. Олег с мачехой поедят супа с хлебом, который так и не купил Олег, а потом попьют чая с печеньем.
Держись, Олег. И больше не падай....

Автор: Ольга Савельева

[Schastyia]

Поскольку я в детстве часто болела, бабушка (мамина мама) решила из Подмосковья переехать к нам, в Ригу, на несколько месяцев.
Вместе с ней стать рижанином предстояло коту Барсику, потому что оставить на столь долгий срок животное было негде.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Мы чокнутые. Нам неведомо, что котов просто так возить в поезде нельзя.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
-Высадят вашего Барсика в Себеже на границе и пойдёт он в лес волков кормить, - ляпнула соседка по купе. Сказала и уснула. А два человека, старый и малый, остались сидеть как вкопанные. Полночи мы пили чай, таращили глаза в темень за окном и думали где бы спрятать кота....
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Барсик был немой. Ни мяукать, ни тем более орать он не умел и это нас вдохновляло. Бабушка попыталась запихнуть кота в сумку ненавистной соседки пока та спит.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
-Пусть заодно нассыт ей на оренбургский, пуховый платок, - приговаривала Мария Дмитриевна, закрывая молнию. Но тут же передумала, так как сумки иногда обыскивали. А если найдут даже в чужих вещах, кота мы всё равно потеряем.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Я уже представила себе скандал, как я встану в позу, громко крикну: "Раз так, прощайте!" и пойду плакать на ночной перрон. Но тут на бабушку снизошла божья благодать в виде гениальной мысли. Было решено опоить кота валерианой, чтобы стал смурной и запихнуть в рейтузы, прикрыв сверху балахоном.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Той ночью Барсику досталось. Валериану дурень смаковал, то есть не пил, а вы@@ывался: тёрся мордой об пол, ложился на спинку и раскидывал лапы в разные стороны. Бабка его переворачивала, тыкала мордой в миску и угрожала, что если он сейчас же не выжрет дозу, то через час его бубенцы раскидают себежские волки вдоль железной дороги. Впрочем хмельного Барсика трудно было напугать. Когда наконец-то по нервной системе кота шандарахнуло и он обмяк, предстояло страшное - уйти в недра бабкиных рейтуз. Тут незадалось. В области живота кот не держался и сползал вниз, создавая видимость, что бабка наваляла в штаны.
- Нет, так не пойдёт, Лен, давай его сюда, - Мария Дмитриевна распахнула кофту, схватила Барсика за шкирку, просунула его под бюстгалтер, зафиксировав голову кота между грудей. Барсик дёрнулся во сне, но бабка дала ему по жопе, чтоб не забывался.
- Если найдут, скажу, что от сглаза к сердцу прикладываю, - сказала бабушка, закрыла молнию до самого подбородка и села у окна.
- Наркотики, оружие, запрещённые препараты везёте?, - спрашивал пограничник.
"Знал бы ты, дядя, что мы везём на теле бабушки от сглаза... .." - думала я, мотая головой.
Обе границы мы прошли благополучно. Утром пьяного кота положили в сумку и отправились домой. Никогда я не видела Барсика таким счастливым.

@ Юлия Кошкина

[Olexara]

Детское сочинение

Просыпаюсь я как-то утром от головной боли (вчера хорошо отметили праздник) и настойчивого требования:

— Пап, ну пап, нам вчера сочинение выдали, и мне за него учитель ничего не поставил. Всем поставил, а мне нет. Давай я тебе его прочитаю. Пап, ну пап…

— Саш, с трудом говорю, давай потом (голова трещит), все равно сейчас ничего не пойму, даже слушать не могу.

Уломал он все-таки меня. Тема-то хоть какая была — спрашиваю.

— Про природу надо было написать, я и написал по Лес и зайцев. …

— Ну валяй..

Теперь постараюсь дословно пересказать само сочинение — чуть больше половины школьной страницы в линейку.

Итак. В одном лесу — начал Сашка, — построили завод, где из зайцев шили шубы (после первых слов, глаза мои стали сами собой медленно открываться).

И вот, когда на завод привели очередную партию зайцев, они решили организовать побег (перед глазами стали всплывать кадры из Освенцима... длинная вереница несчастных зайцев перед огромными заводскими воротами на фоне чадящих труб.Сознание стало проясняться).

Несколько зайцев собрались в кучку и стали обсуждать план побега. Было решено сделать подкоп под колючей проволокой и убежать в лес (не смотря на пульсирующую головную боль, я стал медленно складываться пополам. Подпольщики, блин).

И вот, когда подкоп был готов, несколько зайцев вырвались на свободу и быстро побежали в лес. По ним стали стрелять, но зайцы уворачивались от пуль. Тогда в погоню бросились охранники с собаками (естественно — столько шуб без разрешенияубегает. Тихая истерика, ржать не могу, боюсь голова расколется, слезы из глаз).

Один заяц долго петлял по лесу, и ему удалось оторваться от погони (судьба остальных неизвестна, возможно, что шубу из них носил кто-то из читателей данного письма. Всхлипы — сын — не продолжай — пощады).

Наконец-то измотанный погоней заяц влетел на лесную полянку и упал на траву, тяжело дыша (спасибо тебе заячий бог, уберег, не дал сгинуть на заводе… мычание в подушку).

И тут зайцу на нос с дерева упал осенний желтый листик, заяц посмотрел на него (вы это представляете?) и сказал:

— КРАСОТА-ТО КАКАЯ

[Olexara]

Мистические последствия археологических раскопок.
(Из рассказа очевидца)

Давно это приключилось. Уже полвека минуло. В июле 1972 года нас, студентов истфака, после окончания первого курса отправили проходить археологическую практику в незабываемую Башкирию.

Полевой палаточный лагерь находился в степной местности недалеко от города Ишимбай. На бортовых грузовиках нашу группу жизнерадостных обoлтyсoв привезли на раскопки, которые проводились вдоль берегов тихой речки Селеук.

В том месте раскинулась ровная степь, но если приглядеться, то можно заметить, тут и там возвышаются какие-то холмики. Кажется, что это естественные особенности ландшафта, а на самом деле — древние погребальные памятники, курганы. Не помню уже чьи. Возможно, кочевых сарматских племён. Сооружены были в незапамятные времена, где-то — V - VI век до н. э.

Вот мы их и раскапывали, с целью изучения культурного наследия. Снимаешь верхушку кургана. Сначала идёт чернозём. А как доходишь до основания холма, то сразу чётко вырисовывается прямоугольное пятно — глина красно-коричневая, вперемежку с чернозёмом, когда после погребения яму закапывали, то разный грунт смешался. Вот этот слой начинаешь аккуратно изымать, в надежде обнаружить артефакты.

Середина лета. Вокруг раскинулась голая степь с душистыми травами и редкой мелкой растительностью. Над нами разлилась бездонная синева безоблачного неба. Пару недель стояла засушливая погода. Яркое солнце пекло щедро. К полудню такая изнуряющая жара устанавливалась, что, казалось, сейчас «мозги закипят».

Чтобы хоть как-то остудиться мы прыгали на дно погребальной ямы, которая служила кому-то усыпальницей и лежали на прохладной земле. У меня даже фотка была, на которой я в обнимку со скeлетoм лежу. Какими же мы неразумными лопоухими щенками были! Даже не задумывались, к чему это может привести. Сейчас бы ни за что подобное не сделал!

Большинство курганов (приблизительно восемь из десяти) уже было разграблено ещё в стародавние времена, тысячи лет назад. Копаешь, а там все косточки перемешаны. Но иногда попадались и целые захoрoнeния. Скажу сразу — золотых украшений или иных драгоценностей мы не обнаружили. Максимум – это раздавленные глиняные горшочки. Но сколько же у нас было в такой момент радости (как говорится, полные штаны!).

Помню, попался довольно большой курган, да ещё обложенный плоскими камнями. Замучились выкапывать и откладывать их в сторону. А под ними обнаружилось лишь небольшое квадратное красно-коричневое пятно погребальной ямы. Вскрыли, а в ней находился только чeрeп, и ничего более. Интересно, кому он принадлежал? Судя по размерам кургана и камням, необычному, очень важному человеку, может быть жрецу. Так и осталось это неразгаданной тайной. Надо сказать, что чeрепа мы собирали и хранили отдельно, потом в конце полевого сезона их отсылали в Музей антропологии в Москве.

По окончании практики, когда уезжали из лагеря, многие сокурсники прихватили себе на память в качестве сувениров древние кости. Какими же мы были несмышлёными. Не задумывались о последствиях своих глупых поступков.

И я, к сожалению, тоже не исключение: не удержался и взял несколько зубов. Думал их отбелить и сделать что-то типа оригинальных бус. Погрузил в соляную кислоту. А они, ну надо же, взяли и растворились. Поэтому мне пришлось их выкинуть.

А вот одногруппница Вера (в наши дни она профессор, на пенсии) решила одарить себя тазовой костью. По приезде домой с большим усердием отполировала её, покрыла лаком и сделала подсвечник.

Почти сразу после этого на неё навалились неприятности в учёбе, и в личной жизни. За что бы ни бралась — всё не ладилось. Начались проблемы со здоровьем, её замучила мигрень, бессонница. Очень быстро Вера сильно изменилась, стала нервной, бледной. Красивая, жизнерадостная девушка буквально сохла на глазах, превращаясь в серую безмолвную тень.

Вскоре у неё серьёзно заболела мама. Доктора, несмотря на многочисленные разнообразные обследования, так и не смогли поставить точный диагноз. Лечение не давало положительного результата, состояние женщины ухудшалось, а врачи лишь руками разводили.

Как-то Вера несколько дней не появлялась в институте, что для неё совсем нехарактерно. Мы уже забеспокоились, предположив худшее. Но тут поутру «потеряшка» пришла на лекцию, вернее, ворвалась в аудиторию и стала взволнованно рассказывать о том, что произошло.

– Народ! Вы даже не представляете себе, что было! Спешу я на днях в институт на занятия, а тут, откуда ни возьмись, появляется передо мной старая цыганка. Дорогу перегородила: «Дай погадаю!» Прилипла, что банный лист, не угомонится.

Ну, я её и послала на три советских, а она мне в ответ: «Ты сейчас девонька, саму себя посылаешь. Неразумная, у тебя близкий человек, очень сильно болеет! И всё из-за того, что в доме прах человеческий находится! Да и ты сама из-за этого сохнешь. Обережная магия вас пожирает. Предай прах земле, и вы обе выздоровеете!».

Меня от этих слов буквально всю затрясло. Так страшно никогда в жизни не было. Я развернулась и что было сил помчалась домой. Там схватила этот злосчастный подсвечник, разломала его, выскочила на улицу и зарыла где-то на пустыре.

Представляете, когда закапывала, звук услышала, как будто под землёй кто-то тяжело вздохнул. И в тот же миг моё сознание ясным стало, а то ведь в последние месяцы я словно в тумане жила. А на следующий день мама здоровой стала! Да и я теперь себя хорошо чувствую.

Вот такая непростая история произошла полвека назад. Может быть, она послужит для кого-то наглядным уроком, научит почтительно относиться к местам последнего упокоения. Точно знаю, защищают их какие-то мистические, мощные силы.
Из сети

[Olexara]

Мои родители развелись, когда мне было шесть лет. Мне было трудно понять отчего, когда я захожу в комнату, они внезапно прекращают разговор - мама начинает смотреть в окно, а папа поджимает губы, как человек, который отчаялся объяснить словами какую-то очень простую вещь. Мы даже гуляли не так, как раньше, втроем, взявшись за руки. Теперь я принадлежал кому-то одному - либо я шел впереди с мамой, а отец молча курил, следуя в десятке шагов за нами, либо, если он при выходе на улицу успевал к моей руке первым, мама шла немного в стороне, вороша узким носком сапога кучки приготовленных дворниками к сожжению желтых листьев. Был октябрь.
Затем в один из дней папа ушел. Просто так. Забиравшая меня из садика мама выглядела немного взбудораженной - застегивая на мне курточку, она, не давая мне сказать ни слова, торопливо поведала новости - папа уехал, мы больше не будем жить все вместе, но ты не расстраивайся, теперь уже все будет лучше. Торопясь к автобусу (мама тянула меня за руку так, что мне казалось, что моя левая рука становится длиннее), мама продолжала меня успокаивать и уверять в том, что скоро наша жизнь волшебным образом изменится. Странно, ведь я не сказал ей ни слова. Даже не заплакал. В голове у меня пульсировал семафором один вопрос - как без папы может быть - лучше?
Квартира опустела. Исчез папин радиоприемник "ВЭФ", на обувной полке освободилось место, которое раньше занимали папины сапоги и офицерские ботинки, поредели книжные полки.
Наши вечера изменились. Теперь едва ли не каждый вечер к маме приходили подруги. Я играл с пластмассовыми гэдээровскими ковбоями и индейцами, читал "Маленького оборвыша", смотрел по телевизору французское кино "Остров капитана Немо" (его показывали двадцатиминутными отрывками в конце "Очевидного-невероятного"), а мама сидела на кухне с тетей Зиной. Или тетей Катей. Или тетей Людой.
Они пили болгарское вино "Медвежья кровь", варили индийский кофе из банок с красивой индийской богиней, оставляли на кухне полные окурков от "Стюардессы" пепельницы и тарелки с свернувшимся пергаментом голландским сыром и потекшей жиром "сухой" колбасой. Иногда включали музыку - маме нравился Юрий Антонов, а тетя Люда приносила записи "Чингисхана" и "Аббы". Засыпая в своей комнате, я иногда слышал, как мама плачет.
Папа стал приходить к нам в ноябре. Каждую субботу в три. Ожидая меня, он неловко топтался в прихожей, стряхивая на палас снег с фуражки. Он не говорил с мамой - только здоровался и оговаривал время, когда приведет меня обратно. Папа переминался с ноги на ногу, смотрел почти все время в пол и явно не знал, куда деть свои руки - он поправлял портупею, мял в руках перчатки, застегивал и расстегивал верхние пуговицы на шинели, медные, со звездой. Я видел, что он чувствует себя не в своей тарелке. Впрочем, как и мама. Мне казалось, что если я возьму папу за руку и подведу его к маме, и возьму маму другой рукой, и попрошу их помириться, всё станет как раньше. Папа усмехнется краем губ, мама заливисто засмеется и мы по первому снегу побежим вприпрыжку к остановке семнадцатого автобуса, чтобы успеть к одиннадцатичасовому сеансу в кинотеатр "Юность", на "Месть и закон". Но я так и не решился этого сделать.
Мы с папой гуляли молча. Он всегда выдумывал какой-нибудь план действий - привычка военного. Мы ходили в кино и в кафе-мороженое, покупали билеты на гонки по вертикали в заезжем чехословацком цирке и смотрели сказку "Волк в библиотеке" в местном ТЮЗе. Часто, в кинозале или зоопарке, я хохоча поворачивался к нему - папа, смотри! - и видел, что он не обращает внимания на то, что происходит на экране или в клетке медведей. Он просто смотрел на меня и грустно улыбался в ответ на мой мальчишеский восторг.
Папа держал меня за руку крепко, но нежно. Подстраивался под мой шаг, сменяя чеканную походку офицера на неторопливую поступь обычного отца, штатского, который просто вышел погулять со своим шестилетним сыном. Мама всегда тащила меня за собой, энергичная, целеустремленная, быстрая. Когда мы уже подходили к дому, отец останавливался, немного приседал, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, и, поправляя обвернутый вокруг моей шеи клетчатый шарфик, негромко говорил:
- Сын, - он почти никогда не называл меня по имени. Только "сын". Или, иногда - "сынок", - Береги маму. Слушайся её. Она хорошая. Тебе очень повезло с мамой.
Или:
- Сын, больше читай. Скоро тебе в школу, я не хочу, чтобы меня вызывали на собрания. Вот я тут тебе приготовил книжку, - улыбаясь, папа протягивал мне томик с нарисованными на обложке мальчишками. "Приключения Тома Сойера", читал я , "Детгиз", 1978 год. - Всегда ищи ответ в книгах, сынок. Книги научат тебя, как стать честным и сильным, как стать настоящим человеком. Сомневайся в том, что тебе говорят учителя, друзья во дворе, соседи - не сомневайся только в книгах.
Потрепав меня по голове, "ну, беги", папа разворачивался и быстро шел в сторону остановки, а снег падал на его серую шинель, припорашивая погоны с майорской звездочкой. Мне хотелось побежать к нему, обхватить его за ноги, и прижаться к нему, и вдохнуть такой знакомый и родной его запах, запах формы и гуталина, папирос и кожи, и закричать в его шинель - "Папа, не уходи! Мне плохо без тебя, папа! Я хочу, чтобы все было как раньше!". И зареветь, пачкая слезами и соплями серую безупречность офицерской шинели, и облегчить свою боль, ощущая на плечах сильные отцовские руки.
Но я просто стоял и смотрел, как он уходит, и снежинки таяли в бегущих по моим щекам слезах. Все было обидно и неправильно.
В первую неделю декабря мы с папой пошли в кино. Это был очень веселый фильм - "Фантоцци против всех". Я громко смеялся, а когда Фантоцци сел на велосипед без сиденья, смех задушил меня - я держался за живот, из моих глаз текли слезы, и я пропустил следующие три минуты фильма - так мне было смешно.
Когда мы вышли на улицу, я все повторял: "Пап, пап, а как он говорит - Я буду есть, а вы будете смотреть! Я буду есть, а вы будете смотреть! Умора, правда?"
Папа слегка улыбался и выглядел грустнее, чем обычно. Он был в штатском - мне непривычно было видеть его в черном пальто и шляпе вместо обычных шинели и светло-серой шапки с кокардой.
Когда мы шли по парку - на Украине темнеет рано, в шесть часов вечера уже ночь - я вдруг услышал "Э, мужик, стоять, сигарет не будет у тебя?". Поворачиваясь на ходу, я увидел, как в свете фонарей, через медленно падающие снежинки, к нам сзади подбегают двое, нет, трое мужиков. Они были моложе папы - лет по двадцать-тридцать наверное, с длинными волосами и в клешеных джинсах. "Сынок, не оборачивайся, идем быстрее, шпана, не обращай внимания" - тихо произнес папа и ускорил шаг. "Э, ты че, я не понял, я кому сказал стоять" - раздалось уже за самой моей спиной. Папа остановился, повернулся назад, и тихим голосом - я никогда не слышал, чтобы папа разговаривал так тихо - ответил:
- Ребята, у меня только папиросы, я могу вам дать одну.
Парень, который подходил к нам, ухмыльнулся, засунул руки в карманы джинсов, прохрипел носом и сплюнул папе под ноги желто-зеленую соплю. Она упала в десяти сантиметрах от папиных ботинок и сразу стала покрываться тающими снежинками.
- Я те русским языком сказал - стой, хуль ты сразу не остановился, - парня покачивало, и пахло от него, как от сантехника дяди Коли с четвертого.
- Не ругаться при ребенке! - от того, что папа резко повысил голос, двое парней, подбежавшие к первому, даже немного отодвинулись.
- А ты чё, борзый, что ли? И чё ты мне сделаешь? Табаком из папиросы в глаз попадешь, как с плювалки? - парни загоготали. - Ты, бля, интеллигент ***в, быро дал сюда кошелек. Или ты так не понимаешь? - парень засунул руку в задний карман брюк. И оставил её там. - Бля, давай по-хорошему, а то тебя щас попишем и вы****ка твоего.
Второй парень быстро подошел ко мне с боку и схватил за шиворот. Папа перехватил его руку и тогда тот, с рукой в кармане, вытащил нож и сунул его папе в лицо.
- Стоять сука, кому сказал.
- Хорошо. - папа приподнял руки. - Сына отпустите. - и полез рукой во внутренний карман. Папа посмотрел на меня искоса и сделал едва заметный жест глазами - беги, мы так все время делали, когда бегали наперегонки в парке. Но я не мог. Я весь дрожал, мне казалось, что кто-то очень большой и злой взял меня за сердце узловатыми корявыми руками и держит на месте, не давая ступить и шагу.
Доставая кошелек, папа уронил его на снег. "Ты чё, поднял, сука!" закричал тот, который с ножом, и папа наклонился, и выпрямляясь, схватил его за руку с ножом, а второй рукой резко ударил куда-то под голову, в шею, и парень квакнул, поперхнувшись , его голова дернулась, ноги повело, и он стал падать назад. Папа повернулся к тому, который держал меня и замахнулся кулаком. Я почувствовал, как державшие меня руки ослабли, и заорал - "Папа! Сзади!", но было поздно, потому что третий из напавших на нас схватил папу руками за шею и стал душить его сзади, заваливая на себя.
Папа обхватил его за руки, резко присел, и перебросил через бедро на землю.
Я понял, что сейчас все будет очень плохо. Папа не мог разделаться с повисшим на нем парне, а второй в это время достал что-то из кармана куртки, щелкнул кнопкой, и с ножом в руке дернулся к папе. Я прыгнул на него сзади, и обхватил его за ногу, и вцепился зубами в твердый синий коттон джинсов. Мне уже не было страшно - не трогайте моего папу, не трогайте моего папу. Когда он двинул меня по голове рукой с зажатым ножом, я ощутил удар, меня как будто хлестнули по лбу эдектрической плетью, и что-то теплое побежало у меня по лицу. Посмотрев вниз, я увидел, как густые капли крови падают на снег прямо из меня. Мне даже не было больно, только как-то…странно. Как будто мне все снится. Лежа на снегу - кровь текла из моего лба в белое, и впитывалась, текла и впитывалась, я видел, как папа выбивает ударом ноги нож из руки нападавшего, как он обхватывает его руками за шею и резко, с хрустом, поворачивает её по часовой; как он поднимает нож и бьет им в живот второго; как он подходит к третьему и, пока тот не успел заорать, взмахивает рукой с зажатым ножом у того перед лицом, и как сразу за папиной рукой брызгает красная струйка, как летом из поливального шланга, когда он рвется, и дядя Коля-сантехник обматывает место разрыва синей изолентой. Как папа подходит к отползающему с красным следом по снегу верзиле и берет его за волосы, и оттягивает на себя голову, и коротко проводит рукой под горлом, так, как он это делал, когда мы ездили в Ивановку за грибами. Как папа оттирает нож снегом, затем снятым с одного из парней шарфом, как он отбрасывает далеко, в снег, нож, и идет ко мне, и поднимает меня на руки, и говорит, что все будет хорошо, и просто царапина, и доктор обработает йодом и зашьет, и будет совсем не больно - ну, только чуть пощиплет.
В больнице папа сказал, что я напоролся лбом на натянутую в лесу проволоку. Врач предложил папе сделать мне наркоз - восемь швов, все-таки. Папа сказал, что его сын выдержит. И я выдержал. Только потом, когда папа на руках нес меня к дому, я заплакал, уткнувшись носом в его плечо. Я плакал, и не мог остановиться, а папа похлопывал меня по спине, и говорил, что ничего, сынок, все будет хорошо, все будет хорошо…
Когда мы подошли к дому, он поставил меня на ноги, и слегка присел, чтобы оказаться со мной лицом к лицу:
- Сын. Это была шпана. Быдло. Мусор. Не люди. Хуже - когда промолчать. Хуже - спрятать глаза и пройти. Хуже - не заметить и уверять себя через три минуты, что не надо связываться, правильно, что отдал. Всегда наказывай наглость. Всегда карай быдло. Помнишь, по телевизору, дядя Миша Ножкин пел - "Добро должно быть с кулаками". Иногда с ножом, сына…Иногда с ножом.
Я смотрел на него, и в горле у меня ходил комок от гордости, от того, что мой папа - настоящий герой, как Зорро, как Виру и Виджай, как Штирлиц. И папа - зачем же ты говоришь мне все это, ведь я тебя люблю, ведь ты поступил как герой, ведь вот так - и надо делать, ведь этому и учат все на свете книжки…
Я больше не видел папу. Через два дня он уехал в Монголию, в Чойбалсан. Его перевели давно, он не решался мне сказать об этом. Через два месяца папа умер от пневмонии - он простудился, когда грузовик с солдатами ушел под лед, а он помогал им выбираться -одному, второму, третьему, всем. Мы не приехали на похороны - мама занималась переездом в Свердловск, где я прожил следующие девятнадцать лет.
……………
Портрет отца висит на стене рядом с моей кроватью. Улыбаясь, он смотрит на меня лейтенантом из далекого 1969-го. Я прячу взгляд. Мне случалось в жизни - промолчать, пройти. Я не связываюсь. Я бескулачное добро.
Когда папа умер, ему было тридцать три, как мне сейчас. Но мне кажется, я уже никогда не стану таким взрослым, таким настоящим, как был он. Часто я просыпаюсь ночью, мокрый от слез и пота, и выныриваю из сна, где я закричал-таки - "Папа, не уходи!", и догнал его, и он поднял меня на руки, и засмеялся, и глаза сощурились добрыми морщинками:
- Ну что ты, сынок… Конечно, не уйду…

автор неизвестен.

[Olexara]

ЭФФЕКТ ПРОЖЕКТОРА

Мы все преувеличиваем внимание других людей к своей персоне. Это явление получило название «эффект прожектора». Наверняка тебе знакомо это неловкое чувство. Например, ты пролил кофе на брюки и тебе кажется, что все окружающие только и делают, что смотрят на злополучное пятно. Как будто тебя осветили ярким лучом прожектора, а сам ты стоишь на сцене. В действительности мало кто заметит такую деталь. И даже если люди заметят, то не придадут ей важного значения. В том числе из-за того, что и сами подвержены этому эффекту.

Этот феномен открыт не так давно. Впервые он был описан американским ученым Томасом Гилвичем в 1999 году. В ходе исследований он провел специальный эксперимент. Участников в течение дня просили ходить в странной рубашке и отмечать, сколько людей заметили и отреагировали на это. В итоге оказалось, что озвученное подопытными число превышало реальное в два раза.

Специалисты сделали такой вывод: человек находится в центре внимания гораздо реже, чем он сам считает. Конечно, полностью избавиться от смущения в таких случаях сложно. И это нормально. Зато, зная об эффекте прожектора, будет проще осознать, насколько мы преувеличиваем значение маленьких деталей.

[Schastyia]

«Путь в десять тысяч прыг»
— Свет мой зеркальце…
Серебряная поверхность пошла чёрно-белыми помехами, помутнела, и из глубины показалось недовольное лицо.
— Ну? Что опять? - голос у зеркала был прокуренный и дребезжащий.
— Скажи и всю…
— Вот ты реально думаешь, что с утра что-то изменилось?
— Так ведь я…
Зеркало снова невежливо перебило.
— Нет, ты правда считаешь, что полдня на диете сразу сработает? Действительно?
— Так ведь фея сказала, что диета сверх-эффективная.
— Твоя фея - дура. Ты на Свет-Мой-Весы становилась?
Принцесса отвела взгляд.
— А я, вот так раз, - и скажу: «Ты прекрасней всех на свете» и далее по тексту?
— Да.
— Фигу!
В зеркале показался здоровенный кукиш.
— Полдня жрать яблоки, как сумасшедшая - это не диета. А даже если и поможет, ты же вечером опять пойдёшь к Свет-Мой-Холодильнику и, не слушая протестов, навернёшь бутерброд. Маленький такой, из целого батона и палки колбасы. Да еще майонезиком закусишь. Нет? Я не право?
Принцесса покраснела и зашмыгала носом.
— Скажи честно, ты хочешь худеть?
— Угу, - всхлипнула девушка.
— Тогда давай, возьми себя в руки. Хочешь - похудеешь. Будем действовать по моему методу. Вон смотри, в углу лежит Свет-Мой-Скакалка. Бери её.
Принцесса с подозрением вертела в руках странный предмет.
— Что-то она выглядит не солидно.
— Зато действенная. Волшебная до ужаса вещица. Всего десять тысяч прыжков, и ты стройная, как козочка. Начинай.
Вздохнув, принцесса расправила волшебную скакалку и начала прыгать.
— Вот так, молодец, - голос подбодрил начинающую спортсменку.
В зеркале появилась число 10000, которое сменилось на 9999, затем на 9998…
— А вечером, - Свет-Мой-Зеркальце ехидно хмыкнуло, - она тебя ещё и от ночного жора спасёт.
— Это как? - принцесса уже запыхалась, но продолжала прыгать.
— Обычно. По попе.
Девушка испуганно пискнула.
— Не отвлекайся!
И Свет-Мой-Зеркальце, модель «Фитнес-плюс кингсайз эдишен», продолжило считать прыжки.
До идеала красоты принцессе оставалось еще 9980 прыжков.
(с) Александр Горбов

[Olexara]

***
Мой сосед – другое дело. Он аграрный наркоман. С утра рассыпает навоз по участку. Аромат плывёт над домами. Сирень пахнет соседом, и шашлык, и птицы в небе.

Я спросил, не слезятся ли у соседа глаза? Нет, не слезятся. Букет метана, иприта и фосгена он считает запахом успеха. Говорит, навоз основа жизни, все мы из него вышли и в него вернёмся.

Я не считаю, что вырос из навоза. И это моё принципиальное отличие от смородины.

Слава Сэ

[Olexara]

***
Сам я в деревне сплю, ем и мёрзну, в основном. И слежу за водоснабжением. У меня там три крана, бойлер, четыре манометра, гидрофоры всякие, насосы. Выглядит как машинное отделение ледокола. Потому что я сантехник.

Жена моя Лариса выращивает цветы и раскладывает камни по участку. Она дизайнер.

И только овчарка Паркер бегает и удобряет всё подряд. Он среди нас единственный крестьянин, кажется.

Слава Сэ

[Schastyia]

Еще давным-давно я услышала от Далай-ламы высказывание, которое полностью перевернуло мое сознание:
"Как бы удобно вы ни сели, нога затечет. Надо поменять пoложение". Думаю, так и в жизни. Перемены – прекрасны, иначе вы затекаете, немеют конечности и душа. Меняйте положение. Это так естественно. Неестественно как раз застывать в жизни, подобно мухе в густом меде. Нет ничего постоянного, невозможно полностью опереться на oпыт прошлого и угадать будущее. Ловите дыхание настоящего и получайте удoвольствие. Главное – меняйте положение, пробуйте."

[Olexara]

Домовой сидел у печки и тихонько вздыхал - хозяйка умирала. Старушке было почти 90. Раньше шустрая бабушка в последнее время не вставала с постели, годы брали своё. Домовой сидел и вспоминал: вот хозяйка молодая - только женой в дом вошла, вот уже детишки бегают, а вот уже и старушка. И всегда чистоплотная, приветливая и очень хозяйственная. Домового любила и почему- то звала Мефодий, а иногда и Федей. Всегда ставила под печку блюдце с молоком, а то и клала шоколадную конфету. Сейчас дом, как осиротел. Даже кот Степан это чувствует. Хоть и живёт тут пока сын хозяйки, а не то. Каждую ночь Мефодий подходил к кровати и смотрел с тревогой на хозяйку и облегченно вздыхал- жива ещё. Незадолго до болезни, она будто увидела его и сказала:
- Федь, ты уж новых хозяев не обижай, если будут. А то я помру и дом умрёт следом. Жалко - дом хороший, да и ты живешь. Помогай, ладно?
Ночь за окном, да и декабрь на дворе. Холодно сегодня и как-то неуютно. Полночь пробили часы. Раньше Мефодий их любил, с их боем дом будто оживал. А сейчас, казалось отсчитывают последние часы.
К утру старухи не стало. Домовой затаился на печке в углу, и сопел, сопел...., а хотелось плакать. После поминок соседка баба Маня поставила под печь блюдце с угощением:
- пусть помянет. Вера всегда ему блюдце с молоком ставила.
Вот и всё. Дом опустел. Все разошлись, разъехались. Часы остановили, кота соседка забрала. Тоскливо.... Это была самая длинная зима у Мефодия. Днями он отсиживался на холодной печи, а ночью, бродил по такому же холодному дому. Изредка выходя на улицу он обходил двор, а потом сидел на заснеженном крыльце с тоскою глядя на огни в окнах соседних домов. Он знал, что в деревне есть дом без домового, но не уходил- обещал хозяйке за домом смотреть. Кот тоже нагонял тоску, часто прибегал во двор и орал у двери.
Всё изменилось весной. В середине мая к дому подъехали две машины. Из одной вылез сын хозяйки, а из другой женщина лет шестидесяти и молодой мужчина. Домовой с жадностью и любопытством поглядывал в окно.
- Вот сад, тут пять яблонь, смородина и малина есть - объяснял сын хозяйки. Зашли во двор - тут вот сарай. Раньше мама козу держала, а сейчас всё дровами забито. Даже немного угля в брикетах есть. Ну, пошли в дом?
Дом приезжим понравился: чистенько, уютно, хоть и пахнет сыростью.
- Да нам на лето снять, у нас дачи нет...
- Да мне тоже дом жалко - я потому и объявление дал. Смотреть за домом некому. Я у матери один остался, да и то, на север, на полгода уезжаю, а детям и внукам дом не нужен. Так в подполе и картошку и всё найдете. Газ в баллонах есть. Телефон мой у вас имеется. Живите.
Когда стали выходить, женщина достала из кармана конфету и положила на печь. Мужчина заметил, улыбнулся:
- Матушка так делала. Говорила - домовому.
Домовой снова остался один, но ненадолго. Через три дня снова подъехала машина. Кроме молодого мужчины и той женщины, вылезла девочка лет шести и ее мама. Девочка с любопытством оглядывалась по сторонам.
-Бабушка, а мы теперь тут жить будем?
- Да, тут и проведем лето. Давайте сумки выгружать, а то дел много.
Мефодий с любопытством наблюдал, как дом постепенно оживал. Затопили печь, чтобы прогреть дом. Вынесли сушить подушки, перины, половички, поснимали - поступали занавески. Работа кипела: всё мылось, выбивалось. Домовой узнал, как всех зовут: старшую женщину Анна Михайловна, сын - Андрей, невестку - Лена, а внучку - Ниночка. Вечером уставшие сели ужинать. Анна Михайловна даже успела напечь блинов. Семья сидела, тихо переговаривалась, то ещё завтра надо сделать. Перед тем, как лечь спать, Анна Михайловна поставила под печь блюдце с чаем и кусочек блина:
- Извини хозяин, молока сегодня нет.
Когда все уснули, домовой тихонько прошелся по дому, долго стоял перед часами. Они опять ходили и отбивали время, хотя Андрей сомневался, что они пойдут. В первые за долгие месяцы тоски и одиночества домовому было хорошо и спокойно. Через день Андрей и Елена уехали, а Нина с бабушкой остались. Жизнь в доме и во дворе продолжалась. Пришел даже кот Степан, сначала дичился, но через три дня, даже позволил Нине себя погладить. И сейчас, довольный жизнью развалился на крыльце. Постояльцы прижились, перезнакомились с соседями, стали брать у них молоко. Убрали потихоньку сад, насеяли везде цветов, за сараем нашли баньку - ещё хорошую. Успели вскопать и засадить грядки под лук- огурцы. И каждый день Анна Михайловна ставила под печь блюдце с молоком. Однажды Ниночка спросила:
- Бабуль, а ты зачем это делаешь? - бабушка улыбнулась
- хозяину дома. Дом видишь, какой он нас хороший - внучка согласно закивала головой. - бывает дом и чистый и богатый, а неуютно. Там или домового нет или не смотрит он за ним. А есть дома старые, бедноватые, но зайдешь и уходить не хочется. Значит хозяевам он - домовой помогает. Вот и надо его угощать. Заслуживает!
- А если я ему конфету дам, поможет?- Анна Михайловна улыбнулась
- Поможет. Только требовать нельзя, а попросить можно. Так меня моя бабушка учила. Нина посмотрела на печку:- А зовут - то его как? У него же имя есть?
- Есть. Время придет, сам подскажет.
Через два дня внучка опять спросила про имя домового. Бабушка сказала:- Вот, какое сегодня мужское имя услышим от чужих людей, так и будем звать. Весь день Нина ждала хоть каких гостей, но ни кого не было. Только вечером к ним в дом заглянула девушка.
- ой, здравствуйте. Я внучка бабы Мани, мы вчера приехали. Кота с собой возим, а он куда-то сегодня убежал. К вам не забегал? Большой такой, дымчатый, Мефодием зовут.
- Нет, у нас только свой - Анна Михайловна показала на стул, где спал кот- а чужого не было. Когда девушка ушла, Нина бросилась к бабушке:
- Бабуля, ты слышала? Мефодий!
Домовой на печке улыбнулся и решил пошуметь, мол с именем угадали.
Дни проходили за днями, Мефодий привык к жильцам и уже не представлял дом без них. Андрей с женой приезжали на выходные. Починили крыльцо, подправили баньку. Даже стол Андрей сделал на улицу и теперь вся семья собиралась ужинать во дворе под кустом черемухи. Мефодий заметил, что Анна Михайловна стала задумчивой, она делала дела, возилась с внучкой и о чем-то думала. Пока в следующий приезд сына не завела разговор.
- Андрей, Лена, мне надо с вами поговорить. Я хочу остаться тут жить. Вам в городе и без меня хорошо, я только мешаю.
- Мама!
- Подожди! Я много думала. Я устала от городской жизни. Я же деревенская, только деревни моей уже нет. А тут мне хорошо. Денег у меня немного есть и я думаю выкупить дом. Тут магазин есть,фельдшер есть, почта, соседи хорошие, райцентр рядом. А вам одним пожить надо, может ещё ребенка родите. А ко мне приезжать будете по возможности, ехать то почти три часа.
Разговоров в тот вечер было много, но Анна Михайловна осталась на своем, хочет жить тут - в деревне. Ну, раз тут, то в следующий приезд, дети ей собаку привезли: лопоухого щенка, на трассе подобрали.
Домовой радовался: дом нашел хозяев. Тихо вздохнув, он слез с печи и пошел бродить по дому. Кот Степан почуяв его- зашипел.- тихо ты - зашипел в ответ домовой,- дом разбудишь. Он посмотрел на часы - первый час ночи. Пошлепал к шифоньеру, нашел клубок пряжи, Анна Михайловна потеряла, Нине кофточку вязала, положил на видное место. Пошел дальше. Дошел до кровати Нины, поправил сползшее почти одеялко. Наклонился, поднял куклу, а то завтра наступит, когда вставать будет. Странная какая-то: длинная, худая, одни руки и ноги. Нина её Барби называла. Надо завтра на чердаке пошуметь ( хозяйка там ещё не разбирала), там целый сундук с игрушками, будет чем Нине играть. Хорошо! Дом живой! Хозяева есть, можно и молока с пирогом поесть. И Мефодий пошлепал под печку - угощение есть и какой-то Чупа чупс Нинин...

Ольга Митрофанова

[Olexara]

***
– Видите ли, я долго не хотела замуж вовсе. Но однажды… сидим мы с подругой в кафешке. И подруга говорит, что на мне венец безбрачия. А я говорю, что за два часа могу выйти замуж за любого. И мы поспорили на коньяк.

– Молодцы, девчонки. Замуж за коньяк – вот признак эмоциональной зрелости.

Слава Сэ