Свет в конце тонеля.
Я уже съел свою яичницу и допивал кофе, когда жена, порозовев, смущенно, и как-то неловко, спросила:
- У тебя другая женщина?
- С чего ты….,
- Не опускайся до вранья, Сережа. Просто я хочу узнать правду из твоих уст.
Теперь уже я покрылся пятнами – такое бывает со мной крайне редко, и именно в таких случаях: когда ты не можешь сказать правду, но не хочешь говорить и ложь.
- Можешь ничего не говорить. Я поняла.
Как ошпаренный, я выскочил на улицу. Весь рабочий день мандражировал и злился на себя: ситуация выбила из колеи и заставляла принять какое-то решение, готов к этому я не был. лгать жене я не мог – слишком много она значила в моей жизни.
Да, у меня была другая женщина. Молодая, красивая, шикарная – ухмыльнетесь вы,- крышу снесло, остался лишь тестостерон, который через рот, нос, уши и прочие отверстия прет? А вот и не угадали! Не моложе и не красивей жены. Одноклассница. Первая, несостоявшаяся любовь. Незакрытый гештальт, так сказать. Случайно встретил спустя много лет.
- Спиря, ты, что ли? Ну, не узнать. Прям, денди лондонский, а не недомерок школьный.
Я растерялся. Передо мной с насмешливой улыбкой стояла Кристина Агафонова, школьная злыдня. Какое-то время я стоял как истукан, чувствуя себя крайне неловко. Осмотрев меня с ног до головы моя мучительница (мучила меня в школе разными кличками, которые все подхватывали. Спиря – самая щадящая их них).
- Пошли, посидим где-нибудь в кафе, пообщаемся, будет мини вечер встречи. Тут еще одна общая знакомая сейчас с покупками выйдет.
Я не успел ответить, так как из магазина (а мы встретились именно там) вышла она – Снежана. Светловолосая, нежная, хрупкая. Увидев меня, улыбнулась.
- Сережа Спиридонов, ты? – спросила она мелодичным, до боли знакомым голосом, - сколько лет, сколько зим?
Я смог лишь улыбнуться в ответ, прям, ком в горле встал от неожиданности.
Конечно же, я повел их в кафе, мы отлично пообщались, а на следующий день, не в силах совладать с эмоциями, встретил Снежану после работы.
Она не удивилась, приняла это как должное. Мы снова сидели в кафе, только уже вдвоем, а потом я попал к ней…, и пропал!
Связь тянулась уже с полгода, и все это время я жил в двух измерениях. В одном – семья: дети – Ваня и Настенька, обожаемые мною и жена, которую я любил и люблю. Да, да, люблю, любовь никуда не делась, она просто затаилась и немного потускнела). Второе измерение – Снежана, всплеск эмоций, счастье обладания, любовь. Если бы можно было, я бы так и нырял из одного измерения в другое. Именно поэтому, когда жена меня рассекретила так не вовремя, я оказался к этому не готов.
Единственное, что пришло мне в голову к концу дня: надо взять паузу. Причем, паузу реальную, а не для кого – то одного. Подумать и сделать окончательный выбор.
Я уже хотел звонить Манечке, жене, но она меня опередила.
- Сережа, я с ребятишками поживу у родителей какое-то время. Мне надо подумать, - сказала она, - единственное, о чем хочу тебя попросить – будь на связи с Настенькой и Ванюшкой. Они любят тебя, и раньше времени не хотелось бы их огорчать.
Ещё более потерянный, я пошел домой. Когда я предполагал, что приму решение, я как-то не подумал о том, что жена тоже имеет право решение принимать, и не обязательно в мою пользу. Что ж, она имеет право – накозлил-то я!
Пару дней я думал о Снежане (больше, слишком свежо и ярко все было) и о Манечке (жене). Вспоминал только хорошее, не хотелось терять ни ту, ни другую.
Не знаю зачем, в какой-то момент захотелось позвонить школьному другу Грише Полевому. Мы дружили и в школе, и в армии вместе служили. Когда-то, давно, оба были влюблены в Снежану… безответно. Может, именно поэтому я и позвонил. Договорились о встрече. Я пригласил его к себе – на улице лил дождь, и в такую погоду не хотелось в какое-то казенное учреждение. Гришка был не женат, жил с родителями, я – временно свободен, и, если что, он мог заночевать и у меня.
После работы я зашел в магазин, купил пельменей, колбасы и бутылку (а что еще мужикам надо?) и отправился домой, ждать друга.
- У тебя прекрасный дом! Очень уютно! Рад за тебя, друг! Когда же у меня будет семейное гнездышко? У твоей жены подруги незамужней случайно нет? – протараторил, улыбаясь, Гришка, пожимая мне руку и осматриваясь одновременно.
Прошли на кухню. Я уже все порезал, тарелки-вилки разложил, оставалось только доварить пельмени.
- А где же твоя женушка? – удивился друг, - хотел высказать ей свой респект, а ты один, оказывается? Что же не сказал? А я торт и шоколад купил…
- Не переживай, съедим. У родителей они… ненадолго. Давай, по первой!
Выпили по первой. Потом еще по паре. И только после этого я рассказал Гришке про Снежану, про мой бурный и страстный роман, и про моё патовое положение. Гришка долго молчал, что было совершенно не в его манере. Моя бутылка была выпита и я открыл принесенную им.
- Что молчишь, Гриня? Ты ведь тоже в Снежану влюблен был. Или и сейчас?...
- Нет, что ты! Сейчас, точно – нет, - как-то натужно рассмеялся Гриня, - знаешь, а я скажу тебе правду: не надо тебе это! Я знаю, что говорю.
- И что же ты знаешь? – взбеленился я. Она тогда нас своим вниманием не баловала, да и потом – тоже. Если какие-то сплетни досужие, то слушать их я не намерен!
- Я жил с ней полгода, Серега. – устало проговорил Гриша. Она тогда уже в разводе была. А знаешь, кто муж у неё был? Коля Прозоров, помнишь такого?
- Прозоров? Не знал. Она мне сказала, что разведена, но кто муж – не говорила. Да-а, она на него внимание обращала, вспоминаю. Я еще избить его хотел тогда. Подкараулить где-нибудь и тюкнуть чем-нибудь потяжелее. Драться – то я с ним не мог: он боксом занимался и был на версту выше меня.
- Так рассказывать про меня и про Прозорова? Или не надо?
- Нет, друг, сказал «А», говори и «Б», - я как-то сник и протрезвел одновременно. Чувствовал, что то, что услышу, вряд ли мне понравится.
- Я ведь, в отличие от тебя, не только глазами её буравил, но и записочки писал, и портфель таскал, если снизойдет, и зажимал её пару раз в подъезде, только безрезультатно. Ей Прозоров нравился, я ему был не конкурент. Но и Прозоров девчонкам нравился, не то, что мы с тобой. Так что и Снежанка за него поборолась, как мы с тобой – за неё.
Замуж вышла – идеальная парочка, так сказать. Две звездочки местного пошиба! И жили вроде неплохо, только Снежана наша начала его пилить, что денег мало. Жить у свекрови не хочет, надо свою квартиру, обстановку и т.д. Он и уехал на заработки в Европу – иномарки подержанные гонял. Вроде и деньги появились, но только в очередной поездке попал он в страшную аварию, по частям собирали. Все деньги, что заработал, ушли на восстановление мужа. Этого у неё не отнять – на ноги она его подняла. А потом…, появилась вдруг у неё квартира, да и ушла она от Прозорова.
…Мы с ней случайно встретились…, или не случайно? Я с работы выходил, а она мимо идет с Кристинкой – подругой своей. Помнишь её? И что они там делали, не знаю, я же в промзоне работаю, это место не для прогулок…. В кафе посидели, потом любовь и все такое! Будто на крыльях летал! Жениться собирался! И тут она мне говорит, что уезжает на две недели, в командировку, в Вологду. Я, как дурак, верю. Но вот возвращается она со средиземноморским загаром. На мой вопрос отвечает:
- Там скучно было и серо, вот я в солярий и СПА в свободное время и ходила.
Ревность меня обуяла, стала следить за ней, особенно тогда, когда она якобы не могла встретиться по той или иной причине. И что ты думаешь – выследил! Подъезжает джип к дому и она из него – нырк! И к подъезду! Да не одна, а с мужиком. Ладно бы еще с молодым и красивым, а то с дедушкой лет шестидесяти. С эмоциями я совладать не мог, выскочил и начистил этому дедуле – еле нас растащили. Я тогда чуть в тюрягу не засветил, старичок –то какой-то шишкой большой оказался! Спасло только то, что ему светиться не выгодно было – выплыла бы его связь с любовницей, которой он и квартирку прикупил….
Это я про себя рассказал. У Прозорова можешь поподробнее узнать.
Общаться другу, видимо, расхотелось, и он отправился в прихожую – одеваться. Мне тоже что-то расхотелось его удерживать, но проводить его я все же вышел.
- Я из-за этого и жениться не хочу. Не верю бабам! А ты не вздумай по дури семью развалить, слышишь? – сказал он мне на прощанье.
Пожали друг другу руки, и он ушел.
Накрыла витальная тоска. Я развалился на кровати и, прихлебывая из недопитой бутылки, думал об эфемерности и зыбкости жизни, счастья, любви. Думал о своей мечте, долгое время жившей где-то далеко, в подсознании, и по фатальной причине, осуществившейся. Моя прекрасная мечта была похожа на маленький серебристый кораблик, покачивающийся на волнах безбрежного изумрудного моря на фоне восходящего летнего солнца. Там, на этом сказочном кораблике, находилась моя прекрасная пери – лучшая в мире девушка – загадка, которая так и оставалась бы неразгаданной, и оттого оставляющей невесомый шлейф, ауру моего представления об идеале.
С этой мечтой я сейчас прощался, допив бутылку и заснув с ней в обнимку. Море оказалось лужицей, а кораблик картонный, он размок и пошел ко дну.
Утром, проснувшись по-армейски вовремя, и смывая под холодным душем остатки вчерашнего пития и меланхолии, я четко понял: тема закрыта.
По стечению обстоятельств, и мне в помощь, в обед позвонил тесть.
- Сергей, у меня колесо на выстрел ушло, стою на обочине в километре от твоей работы. Не подъедешь помочь перебортовать резину? А то один не справляюсь – поясница болит.
Я поехал к тестю, помог. Он молчал, как партизан. Когда все было сделано, мы закурили, и я спросил у него:
- Как мои?
- Нормально. Ребятишки – отлично, что им сделается, - сказал тесть, помолчав, - Маша вот только на себя не похожа, молчит всё…
- Денег в долг не дадите? Тысяч семьдесят? – неожиданно для себя попросил я.
- Зачем? – удивился тесть.
- На море хочу семью свозить. На пол-путевки наберу, остальные у вас прошу.
Тесть оживился:
- Хорошая идея! И своевременная! Пауза у вас затянулась, а это не в твою пользу. От себя добавлю: лучше семьи, близких людей ничего нет, такими отношениями, как у вас были, не разбрасываются… Денег соберу, раз такое дело!
Вечером сходил в магазин, купил продукты. Отдраил квартиру и утром – была суббота – отправился за семьей. Дети меня радостно облепили, и я объявил нарочито громко:
- В понедельник едем на море! А сейчас – домой, собирать вещи! Быстро-быстро, а то не успеем приготовиться к поездке!
Жена не возражала, но на себя она была, точно, не похожа. Аморфная и безучастная, она, не выразив ни восторга, ни радости, вяло принялась одевать Ванечку, а потом оделась сама.
Дома и на протяжении всей дороги она была молчаливой и апатичной, на вопросы отвечала односложно. Никогда не видел её такой. В самолете и вовсе закрыла глаза и за весь полет их не открывала, хотя я видел, что она не спит. Занимался с ребятней, старался не беспокоить её и надеялся на улучшение ситуации.
Отель оказался прекрасный – масса бассейнов, горки, детская анимация, прекрасная еда. Море было теплым и благодушно - спокойным. Дети были в восторге, их без конца тянуло то в море, то в бассейн, то на горки, то на пенную вечеринку. Я метался вместе с ними, беспокоясь за их безопасность. По вечерам мы ходили на детскую анимацию. Дети выплясывали на сцене, мы сидели в амфитеатре и радовались их восторженному состоянию. Ванюшка периодически подбегал к нам, отпивал глоток воды из бутылочки, говорил:
- Я устал! И снова бежал на сцену выплясывать. Сплошное умиление!
Вечером, намыв их и переодев в чистое, я, разложив их по своим местам, волнуясь, шел в нашу общую постель. Дети засыпали мгновенно, мы же лежали без сна на незримом расстоянии её обиды и моего раскаянья.
Так мы провели половину отдыха. Однажды Ванечка с Настей, возбужденные, прибежав с горки, наперебой принялись рассказывать нам, что открылась та, гигантская горка в виде изогнутой многократно трубы, и что их туда не пускают – она только для взрослых.
- Мам, пап, вы хоть прокатитесь! Потом расскажете, как там внутри: очень страшно?
- Пойдем? – встав из шезлонга, я протянул руку жене. Она молча встала и пошла со мной. Я держал её теплую ладошку и чувствовал, что этот момент – знаковый.
Мы поднялись по винтовой лестнице, сели в двухместный тюбинг, оттолкнулись, и поехали. Едва мы вступили в первый крутой вираж, жена вдруг закричала. Она кричала так громко и отчаянно, что я крепко прижал её к себе. Она кричала и кричала какими-то особенными переливами, будто освобождаясь от тех внутренних зажимов, терзаний, обид, которые она так долго в себе таила. Я же держал её в своих объятьях и шептал:
- Люблю тебя, Манечка, только тебя! Верь!
Наконец, нас выкинуло из трубы, и мы резко врезавшись в воду, перевернулись. Я подхватил её и повел на выход. Наши дети кинулись нас обнимать. Так мы стояли вчетвером, мокрые от воды и от слез и я продолжал шептать жене на ухо:
- Манечка! Ты у меня любимая и единственная. Моя! Только моя! И я – весь твой! Твой без остатка!
Она плакала, уткнувшись в плечо, и сильно стуча кулачком в спину. Дети обнимали нас за ноги, а я все шептал как мантру эти слова…
Откровения (мужские и женские)