Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ

СЫНОК ПРИНЕС В ПОДОЛЕ ИЛИ КАКОВО СТАТЬ БАБУШКОЙ В ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ

– Мам, тут такое дело. Алёна беременна, – сыночек, сидел, опустив взгляд в тарелку.
Я машинально ухмыльнулась, он у меня шутник. Чего ещё ждать от шестнадцатилетнего подростка, как не розыгрыша?

“Ну ладно, меня не проведёшь”, – подумала я.

– А больше никто? Только Алёна? – прищурив глаза, спросила его я.

– Мам, я серьёзно. Моя девушка беременна, – отложив вилку сказал Паша, тяжело сглотнув.
– Что?! – осознав, что сын вовсе не шутит, я просто сорвалась. Слова, которые изливались из меня, словно кипяток из гейзера, писать нельзя, даже пытаться запикать звёздочками не стоит, иначе покажется, что я решила изобразить снегопад, а не рассказать свою историю.
Из цензурной части нашего разговора выяснилось, что срок у Алёны такой, что “немного заметно живот”. Насколько на самом деле уже был виден этот злосчастный живот, я увидела своими глазами буквально через несколько дней.
Звонок в дверь. На пороге незнакомая женщина вместе с Алёной. Как она выглядит, я знала по фотографии, которая стоит на заставке у сына.
– Ну, здравствуйте, – беспардонно женщина вошла в квартиру и поставила перед собой чемодан. – Вот, ваш бычок прыгал, вам и с приплодом разбираться. Нам без надобности все эти заботы. Живите счастливо, – женщина подтолкнула Алёну под локоть, махнула на прощание и закрыла за собой дверь.
Алёна стояла опустив голову и сложив руки на животе, который действительно был уже весьма заметен.
У меня снова вырвалась порция ругательств.
“Чем вы вообще думали!? В интернете недостаточно информации о том, как предохраняться, если уж так сильно припёрло?” – это основные мысли, которые можно озвучить в более или менее приличном обществе.

Ну не готова я была к тому, что стану бабушкой в тридцать восемь. Кто в тридцать восемь думает о внуках? Дети только-только стали самостоятельными. Вот оно время пожить для себя. Не надо бежать с работы, боясь, что опоздаешь к ужину – сами всё разогреют и приготовят. Какие опять пелёнки и бессонные ночи, зубы, колики, сопли?
Об этом мечтают к пятидесяти, но никак не в тридцать восемь.
Наверное, с месяц я думала только нецензурными словами и обращалась ко всему живому и не очень, чтобы узнать – за что мне всё это. Но ответа не было. Как не было и особой радости от свадьбы сына. Свадьба – это громко сказано, конечно. Написали кучу бумажек, что не против этого священного союза, да и претензий Алёна к Паше не имеет. И расписали их в присутствии двух почти бабушек. Не о такой свадьбе сына я, конечно, мечтала, ну да что уже.
Нецензурщина в моей голове куда-то испарилась, когда я с Алёной пошла на УЗИ и мне на мониторе показали мою внучку. Куда делся весь мой праведный гнев – чёрт его пойми. Но с этого дня я стала её ждать. Ждать нужно было до конца февраля.
Но в новогоднюю ночь внучка решила, что не прочь присоединиться к праздничному застолью и попросилась наружу. Раньше срока, слабенькая. Почти месяц под наблюдением врачей.
Пока она набиралась сил и готовилась к встрече с бабушкой, на работе мне подарили футболку и кружку с надписью “Лучшая бабушка в мире” и вручили шуточную грамоту. Так в этой футболке я и встретила из больницы свою внученьку, которая одним своим чёрно-белым изображением на мониторе вернула меня к языку, на котором говорят в приличном обществе.
Так значит суждено было мне в тридцать восемь стать бабкой. Люблю и детей своих и внучку. Главное теперь к пятидесяти пяти в прабабки не переквалифицироваться.
______

История основана на комментариях читательницы, с элементами художественного вымысла

[Olexara]

Я хочу запомнить твоё лицо..

На телевизионной встрече ведущий спросил гостя - миллионера о самом большом счастье, которое он испытал.

Миллионер ответил: «Я прошел четыре этапа осмысления счастья пока не узнал настоящее счастье:

1: Покупка вещей.

2: Покупка самых дорогих вещей, но при этом я понял, что это наслаждение временное.

3: Владение большими проектами: покупка спортивной команды, туристического курорта, но все же я не нашёл то счастье, которое я искал.

4: Мой друг попросил меня внести долю в покупке электрических (движущихся) кресел для детей инвалидов, и я согласившись, сразу внес сумму для покупки.

Затем мой друг начал настаивать, чтоб я пошел вместе с ним и сам непосредственно вручил свой подарок детям.

Я сделал это и увидел неописуемую радость в лицах этих детей, когда они начали передвигаться во все стороны посредством кресел, улыбаясь и играя.

Затем, когда я хотел покинуть это место вдруг один ребёнок зацепился за мою ногу, я попытался освободить свою ногу мягко, чтобы не расстроить его, но он не отпускал мою ногу и настойчиво ловил мой взгляд.

Я наклонился к нему и спросил: ты хочешь о чем то попросить меня? И ответ, который я от него услышал и был настоящим смыслом счастья: «Я хочу запомнить твоё лицо, чтобы узнать тебя, когда мы встретимся в раю и поблагодарить тебя ещё раз!»

[Olexara]

Орлица делает такую интересную вещь. С дерева или куста она отламывает веточку, берёт её в клюв, поднимается на большую высоту и с этой веточкой начинает там кружить. Вокруг самки начинают летать орлы, тогда она бросает эту ветку вниз, а сама смотрит. И вот какой-то орёл подхватывает эту ветку в воздухе, не дав ей упасть, а затем ,приносит её к самке очень аккуратно, из клюва в клюв. Орлица берёт эту ветку и опять бросает вниз, самец вновь её ловит ,и приносит ей, а она опять бросает…
И так повторяется много-много раз. Если на протяжении определенного времени и неоднократных бросаний ветки, орёл каждый раз подхватывает её, то самка выбирает его, и они спариваются с ним.
Зачем она это делает, вы потом поймёте.
Затем они собираются высоко на скале, вьют гнездо из жестких прутьев, и мама с папой начинают выдирать из себя, из своей собственной плоти, клювом пух и перья. Этим пухом и перьями они выстилают гнездо, забивают все дырки в нём, делают его мягким и тёплым. В такое мягкое и теплое гнёздышко орлица откладывает яйца, затем они высиживают птенцов. Когда появляются орлята, (а они приходят на Свет Божий такими маленькими, голенькими, немощными), родители прикрывают их своим телом, пока они не окрепнут. Заслоняют крыльями от дождя, от палящего солнца, носят им водичку, пищу, и птенцы растут. У них начинают расти перья, крепнут крылья и хвост.
И вот они уже оперились, хотя ещё маленькие. Тогда мама с папой видят, что уже пора…
Папа садится на край гнезда и начинает колотить по нему крыльями: молотит, колотит, трясёт это гнездо. Для чего? Для того, чтобы выбить все перья и пух, чтобы остался только жесткий каркас из веток, который в самом начале они сплели и сложили. А птенцы сидят в этом вытрясенном гнезде, им неудобно, жестко, и они не понимают, что же случилось: ведь мамочка и папочка были раньше такие ласковые и заботливые. Мама в это время летит куда-нибудь, ловит рыбку и садится где-то метрах в пяти от гнезда, чтобы птенчики видели. Потом на виду у своих птенцов начинает эту рыбу потихонечку есть.
Птенцы сидят в гнезде, орут, пищат, не понимают, что же случилось, ведь раньше всё было по-другому. Мама с папой их кормили, поили, а теперь всё пропало: гнездо стало жёсткое, перьев и пуха уже нет, и ещё родители сами рыбу едят, а им не дают.
Что же делать? Кушать ведь хочется, надо выбираться из гнезда. И тогда птенцы начинают делать движения, которые они никогда раньше не делали. Они и дальше их не делали бы, если бы родители продолжали с ними нянчиться. Птенцы начинают ползти из гнезда. Вот орлёнок вываливается, такой неуклюжий, еще ничего не умеет, ничего не знает. Гнездо стоит на скале, на отвесном утёсе, чтобы никакие хищники не подобрались. Птенец срывается с этого склона, брюхом по нему едет, а потом летит в пропасть. И тут папа (тот, который ловил когда-то веточки) стремглав бросается вниз и ловит себе на спину этого орлёнка, не дав ему разбиться. И потом, на спине, он поднимает его опять в неудобное гнездо, опять на скалу, и всё начинается сначала. Эти птенцы падают, а отец их ловит.
А отец ловил их, как орел, на свою спину. У орлов ни один орлёнок не разбивается.
И вот в какой-то из моментов падения орлёнок начинает делать движение, которого никогда раньше не делал: он расправляет на ветру свои боковые отростки-крылья, попадая в поток воздуха и таким образом начинает летать. Так орлы учат своих птенцов. И как только птенец начинает летать сам, родители берут его с собой и показывают места, где водится рыба. Они уже не носят её ему в клюве.
Это очень хороший пример того, как нам нужно воспитывать своих детей духовно и физически. Как важно не передержать их в тёпленьком гнездышке! Как важно не перекормить их рыбкой, когда они и сами уже могут её ловить! Но с какой заботой мы должны научить их летать, посвящая этому свои силы, и своё время, и мудрость, и навыки! Не зря самка выбирает самца, бросая веточку. Она же не хочет, чтобы её дети разбились. Выберешь нерадивого папашу без проверки, а потом детей не досчитаешься… У орлов и так птенцов мало, один или два.

[Tati Tishmann]

---------------------------------------------------------------------------------------------

[Olexara]

Отчим

Юльке было семь лет, когда мама впервые привела мужчину в квартиру. После отца алкоголика, который буянил, бил мать, ругался матом, девочка мужчин побаивалась.
Она вышла из комнаты, когда позвала мама.
- Это дядя Толя, он будет теперь жить с нами. Я хочу, чтобы вы подружились.
Юля стояла, надув губы, злилась на маму и хотела расплакаться от обиды.
- Ты меня боишься? Я такой страшный? – спросил мужчина, присаживаясь на диван. – Иди ко мне, будем знакомиться ближе.
Юля робко подошла.
- Дай мне твою ручку, - попросил он, раскрыв большую ладонь.
Юля положила свою крохотную руку, сжав ее в кулачок.
- Не бойся, я хороший, маленьких деток не обижаю, потому что люблю их. И тебя люблю и маму твою люблю. Будем дружить? – спросил он, легонько сжимая ручку Юли.
Девочка кивнула головой и сбежала к себе в комнату.
- Ничего, привыкнет, - сказала Света, мама Юли.
Долго Юлькину любовь заслуживать не пришлось. Уже после воскресного выходного, когда они гуляли вместе в парке, ели в кафе мороженое, Юлька прониклась к дяде Толе. Он был веселым и добрым.
После работы помогал делать уроки, читал ей книги перед сном, рассказывал истории.
Юлька уже не могла заснуть без него и каждый раз, когда дядя Толя задерживался на работе, ей казалось, что он больше никогда не придет. Маленькое сердечко сжималось от страха.
Прошел год, Юлька души не чаяла в дяде Толе, но не понимала, почему он не женится на маме и не даст ей свою фамилию. Однажды, не выдержав, с этим вопросом обратилась к нему.
- А когда вы с мамой поженитесь?
- Для тебя так важно это?
У Светы, которая возилась на кухне, внутри все замерло. Она сама уже хотела узаконить отношения, но Толя все молчал.
- Я хочу чтобы вы поженились и я могла называть тебя папой и носить твою фамилию, - со слезами сказала девочка и бросилась к Толе на шею, крепко обняв.
- Ну, если мама согласна, почему нет…, - услышала Света.
- Согласна, она согласна, я знаю, правда мамочка?
Света посмотрела вопросительно на Толю.
- Ну, девочки, приперли к стенке, сдаюсь, - поднял вверх руки Толя.
Они подали со Светой заявление, расписались, нашли забулдыгу бывшего мужа и за небольшую сумму на бутылку тот дал письменное согласие на удочерение Юльки Толей.
Девочка без какой либо просьбы начала называть отчима папой.
Иногда Света ревновала дочь, настолько она была привязана к мужу. Слушалась его и проводила все время с ним.
Когда Юльке исполнилось пятнадцать лет, она уже не просто любила своего отчима, она влюбилась в него, как в мужчину. Постоянно мешала ему оставаться вместе с мамой. Родители думали, что это подростковый возраст, перерастет. Не придали значение поведению девочки.
Однако однажды, когда мама ушла в субботу на рынок, Юля прибежала к отчиму, который лежал в постели и смотрел телевизор. В одной рубашечке она юркнула к нему под одеяло и обняла за шею.
- Что-то случилось? – спросил он.
- А ты не догадываешься?
- Ты о чем?
- Я люблю тебя!
- Я знаю.
- Нет, не так, как в детстве, по-настоящему, как женщина….
Девочка расплакалась и стала целовать лицо Толи. Он выскочил из кровати, оделся и сел в кресло, схватившись за голову.
- Юля, я люблю твою маму и тебя люблю, как дочь. Иначе быть не может. У тебя это пройдет, как только появится первый мальчик. И я прошу тебя, чтобы мама ничего об этом не знала, обещаешь мне?
- Да, мама не узнает… Только мне никто другой не нужен, только ты!
- Я не могу тебе ответить тем же, прости.
- Лучше бы мама заболела и умерла, тогда бы ты был всегда со мной!
- Какие страшные вещи ты говоришь! Уходи к себе и подумай. Нельзя заставить любить другого человека. Никаких чувств, кроме отцовских я не испытываю к тебе, поняла!
- Ненавижу! – сорвалась Юля, оделась и убежала из квартиры.
Толя нервничал, он решил обсудить эту тему со Светой. Света была в ужасе, она не знала что делать.
- Успокойся, отнесись к ней с пониманием, это бывает и это пройдет.
- Вот это твое сюси-пуси с ней всегда, приручил ребенка, - плакала она.
Света сделала вид, что она ничего не знает. Юлька пришла вечером с зареванными глазами. Ушла к себе.
Она замкнулась и каждый день выглядела безрадостной. Школу закончила, поступила учиться дальше. Вскоре привела домой парня. У родителей от сердца отлегло.
- Ты не ревнуешь? – шепнула Юля отчиму с ухмылкой. – Я выйду замуж за него и ты всю жизнь будешь жалеть об этом.
Толя ничего не ответил.
Встречалась Юля с парнем больше года, а потом они пришли вместе и сказали, что подали заявление.
Толя со Светой закатили шикарную свадьбу. Юля была единственным ребенком, общего не получилось по здоровью Светы.
Толе показалось, что Юлька наконец влюбилась. Не могла же она так искусно играть любовь к избраннику.
Когда тамада объявил танец дочери и отца, Юлька прижалась к Толе и прошептала
- Прощай, любовь моя, ты всегда будешь в моем сердце больше, чем папа.
Толя плакал, ему было жалко девочку. Он понимал, что она просто бежит из дома и от всего, что навалилось.
Он купил Юле квартиру и она с мужем там хорошо устроилась. И жили молодые дружно. Только время шло, а Юля не рожала. Она сказала Толе, что рожать от нелюбимого грех.
Сегодня Юле уже сорок. Детей так и нет, с мужем странные свободные отношения, они живут как бы каждый сам по себе и со своими интересами. Толя говорит, что он таких отношений не понимает.
Однако пара всегда весела, в движении и считает, что у них все гармонично.
Дай да Бог. Юля мне по брату приходится приемной племянницей. Красивая женщина, хотя выглядит, как двадцатилетняя девушка. Моложавая и веселая всегда. А что там, в головке у нее, никому не известно.

[Olexara]

«А дочке скажите, что я умерла…»

Моя старая знакомая Татьяна Николаевна, уехав в Москву к дочке, на старости лет осталась совсем одна. Муж умер вскоре после переезда, дочка мать не очень привечала, а чаще корила, что в и без того тесной квартирке она не дает ей устраивать личную жизнь. Дочка словно забыла, что эту квартирку она купила только тогда, когда родители продали свою «двушку» в родном городе…

В итоге Татьяна погоревала, да решилась пойти жить в дом престарелых. Заселившись в это страшное для многих стариков учреждение, она, как мне описывала в своих редких телефонных звонках, словно в далекое прошлое попала. Это когда она замуж вышла да с мужем Иваном в семейном общежитии комнатку получила. За стенами кипели страсти. В общаге родилась дочь Маша. А потом они получили отдельную двухкомнатную квартиру. В общежитии было весело, но каким великим оказалось счастье "семейного одиночества"! Покупка скромных табуреток, кухонных полотенчиков в тон занавесок - все было праздником.
Дочь Маша всегда росла замкнутой девочкой. Трудно находила подружек. Еще сложнее выходило с кавалерами, когда наступило девичество. Умница-красавица, как виделось родителям, а желающих проводить, в кино пригласить, не было. Маша говорила, что ей до лампочки, на самом деле переживала сильно. Из-за этого, наверное, и постаралась пробиться в московский ВУЗ, надеялась там получить хорошую специальность, да и, глядишь, мужа... Однако, даже закончив институт и устроившись на работу, так свое счастье и не встретила. Потому и родители отправились к дочке в Москву. «Лимитчик» Паша, которого дочь привела познакомиться вскоре после смерти отца, матери не глянулся: он производил впечатление неухоженного, махнувшего на себя рукой парня. Но взглянув на приятно взволнованную 35-летнюю дочь, Татьяна промолчала. Паша переехал к ним, но о женитьбе не заговаривал. Татьяна молчала. Конечно, можно было поставить удалого молодца перед выбором: или женись или вон пошел! Ну, уйдет, и будет она опять слушать, как дочь тихонько плачет у себя в комнате. "Помогла" беременность Маши. Пашка, на удивление, сразу сказал: "Ну тогда че... Пошли запишемся." Татьяна его тогда чуть не расцеловала. А он так и жил гостем-потребителем, отсылая часть своей зарплаты в деревню первой семье.
Но теперь он был отцом ее внука, а это уже требовало уважения. Страшно было другое. Не имея причин для авторитета, Павел создавал его искусственно. Чуть что, притворялся обиженным - не тот суп, не так посмотрела, не тот канал по ТВ включила. Он только ключ в скважину вставлял, а Маша уже летела навстречу с угождающей улыбкой: тапки подать, спросить, когда подавать ужин.

Татьяна не жила, а существовала потому, что у зятя прорезался голос, а дочь не уставала ей шептать – «Мама, он же мужчина!». Когда дочь, пряча глаза, заговорила с ней о доме престарелых, не сразу поняла. Дочь заплакала, сказала, что будет ее навещать …

А Татьяна не приюта испугалась. Она не поверила своему счастью, что есть возможность уйти куда-нибудь подальше от этой жизни. Оказалось, если есть "знакомство" - можно. Так 65-летняя Татьяна оказалась словно в общежитии, как когда-то.

Дом старости был не самым страшным местом на свете. Чистота, приветливый медперсонал. Проснулся, умылся, а за тебя уже подумали, что на завтрак подать. И весь день расписан. В просторном холле огромный телевизор, старикам измеряли давление, раздавали лекарства по потребностям. Сначала раз в неделю, потом реже, приезжала ненадолго дочь. Татьяна с грустью видела, что девочка ее постарела и духом угнетена, а как помочь - сама долю выбрала.

Она часами сидела на скамье в соседнем парке, читая. Однажды испугалась - ей в колени ткнулся мордой здоровый пес. Но тут же послышалось – «Гриня, не шали!». Гриня? Татьяна Николаевна заулыбалась. Хозяином Грини оказался крепкий такой старичок, приятно простиранный и отутюженный.

«- У вас заботливая жена» - не смолчала Татьяна. Оказалось, жены давно нет. Старики разговорились. Вернее, Антон Петрович: о сыне и внуках, живущих в другом городе, о своем увлечении выращиванием орхидей. О том, как ведет хозяйство в свои 70 лет. Татьяна промолчала, что "приютская". Он вызвался ее проводить, куда скажет, но она отговорилась. И тогда Антон Петрович назначил ей самое настоящее свидание: «завтра, на этом же месте, в этот же час».

Встречи двух одиночеств стали правилом. Он всякий раз приносил ей шоколадку или апельсин. Они бродили по скверику с Гриней или без него. Она ему многое пересказала, кроме одного - откуда приходит на их свидания.
Однажды Антон Петрович признался, что очень соскучился по пирогам. Не из кулинарии, а из домашней духовки. Спросил, не мастерица ли она и хватает ли силенок у плиты стоять? А Татьяна вдруг заплакала. И мастерица, и ноги держат, а только... сирота она, приютская, хлам ненужный. Решительно поднялась, чтоб уйти и навсегда прервать такое дорогое ей знакомство. Гриня раньше Антона Петровича ее задержал, ухватив за платье…

…К концу лета Татьяна покидала дом престарелых. До радостного дня она не раз успела побывать в доме Петровича и пирогами его побаловать. Он увлек ее орхидеями.

Персонал дома престарелых настоял, чтобы все было торжественно: не каждый день выдают "воспитанниц" замуж. Не важно, что без ЗАГСа. "Молодым" подарили два уютных клетчатых пледа, посидели за столом, на котором стояли пироги, приготовленные Татьяной. Пожилые "девушки", из тех, кто пободрее, наверняка завидовали, но счастья желали от души. На прощание Татьяна сказала: «А дочке скажите, что я умерла. Так всем спокойнее и удобнее будет…».

[Olexara]

Мое детство прошло в однокомнатной квартире на пятом этаже обычной хрущевки. Нашей соседкой по лестничной клетке была Екатерина Васильевна Семенкова. Муж ее был подкаблучник. Сын рохля. А сама она была хамка ненормальная. Моя мама с ней дружила.
Я хочу чтобы вы представили высокую статную женщину. Двигалась она плавно, как парус и вокруг ее крупного тела всегда струилось что-то невообразимое. Леопардовое шелковое. Ярко-синее льняное. Или фиолетовое из тафты. Голову со светлым каре венчала шляпа с пером. Или розой из органзы. Голос ее был академичен. Взгляд внимателен. И смеялась она так, что голуби тревожно взлетали в небо.
Вечером она включала магнитофон. Челентано. Альбано и Ромину Пауэр. Пугачеву. Магнитофон выставлялся в окно, Екатерина Васильевна наряжалась в вечернее платье из черного бархата с серебряной отделкой по роскошному смелому декольте, накрывала на балконе крошечный столик и они с мужем пили чай или вино под музыку.
В выходные они всей семьей загружались в желтый “москвич”. Екатерина Васильевна в шляпе. Тихий муж, чье имя я не знала, в очках и со смешным, почти детским сачком для ловли бабочек. И худенький, высокий мальчик который не поднимал голову от книги.
Мой папа часто уезжал в командировки, муж Екатерины Семеновны задерживался допоздна в своем “почтовом ящике” и тогда она приходила к “нам на огонек”, на нашу кухню с оранжевым абажуром над столом и пила чай из оранжевых чашек в горох.
И если молодые мамины подружки приходили жаловаться на своих мужей, детей, свекровей и родителей, то Екатерина Васильевна на вопрос “как дела?” отвечала: “лучше всех”. Хохотала. И заставляла мою двадцатитрехлетнюю маму красить глаза и укладывать волосы.
- Все равно ложиться спать, - говорила мама.
- Вот и ляжешь спать красивая.
Он подарила маме кокетливый шелковый халатик и что-то там еще “не для детских глаз” из полупрозрачных кружавчиков и невесомых веревочек.
Я до сих пор удивляюсь, как у такой крупной и громкой женщины были настолько изящные манеры и как она сидела на наших табуретках, словно не касаясь поверхности и с идеально ровной спиной.
Мой папа однажды спросонья открыл дверь на настойчивый стук, а там Екатерина Васильевна в длинной шубе в пол и боярской шапке почти до потолка. Папа выглянул в окно, все правильно - июнь, он не сошел с ума, просто новая шуба и новая шапка. Вечером все жители нашего двора стояли задрав головы, и смотрели, как Екатерина Васильевна в своей новой шубе на закате поливает из маленькой лейки герань на балконе. И крутили пальцем у виска.
Папа часто рассказывает эту историю и всегда добавляет в конце: “Хорошая она была женщина, умела радоваться, я никогда не видел, чтобы люди так радовались, как она”.
Однажды мою маму срочно увезли в больницу. Папа был в командировке, ему дали телеграмму, вторую телеграмму папиным родителям в другой город и маминым в другую страну. Я сидела в комнате на своей тахте и ужасно боялась, что мама не вернется. И я останусь одна в этой пустой квартире. И у всех нормальных маминых подружек вдруг оказались неотложные дела, и только ненормальная Екатерина Васильевна сказала взять куклу, свежее белье и ночную рубашку и идти к ним.
Сына переселили на раскладушку, меня устроили на его кровати и весь вечер, мальчик, который никогда не был замечен в шумных дворовых играх и которого считали полоумным рохлей, рассказывал мне про чайные клиперы, про батискафы и как поезд едет по арочному мосту и не падает.
Потом меня обнаружили в прихожей, где я методично переворачивала обувь Екатерины Васильевны. Брала туфлю, рассматривала каблук и аккуратно ставила на место. Я искала ее мужа-подкаблучника. Сначала я посмотрела в почтовом ящике, но там его не было. Екатерина Семеновна хохотала. Хохотала до слез и не могла остановиться.
Я часто ее вспоминаю. Как вспоминают сцену из фильма или цитату из книги, которую не понял в детстве, но запомнил и со временем все услышанное и увиденное обретает совсем другой смысл.
Она действительно была ненормальной. Она хотела радоваться и радовалась. У нее было вечернее платье и она находила поводы его надеть. Даже если поводом было посидеть красивой рядом с мужем на балконе под песни Пугачевой. И муж ее действительно в глазах тетенек из нашего двора был подкаблучником. Потому что шел после работы домой. Не с мужиками на рыбалку. Не с друзьями в гараж. А домой. И дома с женой в красивом платье ему было лучше, чем в гараже и на рыбалке.
И сын ее был рохлей. Не гонял по крышам голубей и не лазил по стройкам, а помогал маме по дому и читал книжки. И получил свой первый патент в двадцать лет. В сорок стал долларовым миллионером от науки.
И все она знала, что про нее говорят. Только не молчала в ответ, как нормальная. Поэтому и хамка. Не опускала глаз. А гордилась. И мужем и сыном. И платьем своим красивым. И шубой. Ей говорили, что она как дура в этой шубе летом на балконе. Только не для них она наряжалась, а для мужа своего. радовалась и гордилась, что муж у нее такой, что ему такую премию дали, что хватило и на шубу, и на шапку и на сапоги.
Легко быть ненормальной среди нормальных. Но только норма - это не про счастье. Норма - это, как у в всех. Но как у всех не обязательно так, как надо тебе.
У меня есть вечернее платье. Шелковое с открытой спиной. Цвет "синий пепел". Сейчас надену его, накручу волосы, накрашу глаза и буду мечтать о лете и пить с мужем чай. А потом лягу спать красивая.
Это все, что я хочу сказать вам сегодня. Обнимаю.

(Елена Пастернак)

[Tati Tishmann]

Удалила, хотя очень хотелось запостить, но не хочу нагнетать........
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

[Olexara]

Вот, вспомнилось... Это было еще в Ленинграде, в середине 80-х. Ехал я в маршрутке на Васильевский. На сиденье рядом бушевал ребенок лет шести.

Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав.

За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград!

Ребенок что-то требовал, или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя, и как прошипит:

— Что ты хочешь от меня?!

Он запнулся.

— Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.

Мальчик смотрел на нее и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина.

Помню первую мысль: «Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!»

— Видеть тебя не могу, — прошептала она.

«Ты же убила его!», — сказал я, но никто меня не услышал.

В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди.

Я сидел не шевелясь.

А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну.

Он уже не бушевал, притих, как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал.

А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас, просто разорвать ее на части! Сказать ей: «Это ты б… последняя! Это ты никто! Ты же убила его!»

Клянусь, я бы сделал это! Мальчик сдерживал меня.

Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то.

А когда открыл их, увидел конфету.

Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику.

Он еще встряхнул рукой, сказал:
— Бери, это тебе.

Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую.

Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слезы.

Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки.

Она не сразу повернула к нему лицо. Но все-таки повернула. И видно хотела добить его.

Но он протягивал ей конфету.

Она посмотрела на него, на конфету, я видел, она недоумевает.

Тогда он вложил ей конфету в руку. Она как обожглась — быстро вернула ему.

— Я не хочу, — сказала.

Две конфеты лежали у него на ладони.

Руку он не опускал.

— Ешь сам, — сказала она и тихо добавила, — Я не хочу… Честное слово.

Тогда он положил конфету к ней на колени.

Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость. Передо мной за несколько минут этих мальчик стал мужчиной, а она из злой, раздраженной стервы стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае это я так почувствовал.

Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела.

Потом обняла.

И он ее обнял.

Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила ее в рот, сам не ел.

Вы представляете такое?!

Это был еще одни шок, но уже другой.

Я тогда подумал о себе. Я подумал: «Вот ты сидишь, такой праведник, ты хотел встать, обвинить, ты хотел ее «разорвать», переделать. И ты бы ничего не добился кроме скандала и брани. А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печенок, до сердца, до слез.

А еще этот молодой парень, который дал ему две конфеты, — подумал я, — он ведь не просто так дал две».

Я огляделся…

В заднем стекле маршрутки увидел этого молодого парня, он уходил вдаль по «моросящей» улице.

А мама и сын сидели, склонив головы, друг к другу. Как молодые влюбленные, ей богу!

Тут водитель объявил мою остановку. Я, выходя, дотронулся до руки мальчика. Я этим сказал ему «спасибо».

Не думаю, что он понял, но это и не важно.

Я навсегда запомнил этот урок.

Запомнил-то, запомнил, но должны были пройти годы, чтобы я его осознал.

Что это и есть настоящее воспитание. О котором не все взрослые знают.

Что только примером и воспитывают. Не криком, не обвинениями, не битьем, нет. Только пример работает, больше ничто.

И мальчик этот показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас.

Где он, этот мальчик?!

Где ты, мальчик?! Что с тобой сегодня? Как же ты нам нужен всем, а?!

Мы ведь без тебя пропадем.
(Семён Винокур )

[Tati Tishmann]

Не все спирты одинаковы...

Молодой человек, 30+, но выглядит еле на 20. Приехал в коме, дышал через раз, с западающим языком, на боль не реагировал.


Потерял сознание где-то в публичном месте. На голове красивая такая шишка.


ЧМТ исключили, запаха алкоголя нет, наркотиков в моче тоже. Зрачки без особенностей. Повышена глюкоза, немного — амилаза, ну и печень явно не первой свежести. Но ничего особенного. Где сознание? На ИВЛ выглядит почти совсем здоровым.


Отправили биосреды в токсикологию, но ответ будет не прямо сейчас. Невролог, нейрохирург просто развели руками.


На следующее утро парень пришел в себя. Сам выдернул трубку, отплевался и рассказал потрясающую историю. Длительный запой, прервался по объективным причинам: кончились деньги. В итоге зашел в торговый центр и выпил ... антисептик. В антисептике изопропиловый спирт и действует он не так как этиловый. Он куда быстрее этанола вызывает нарушение сознания с угнетением дыхания. Плюс все сопутствующие прелести в виде аспирации, позиционного сдавления и панкреатита.


Ещё сутки молодой человек провёл под наблюдением, на всякий случай. Но, вроде, всё обошлось. Объяснять взрослому человеку, что антисептик не средство от похмелья, было странно. Он пообещал, больше так не делать. Но такие обещания обычно не выполняют.
-----
(с) sovenok врач-реаниматолог

[Olexara]

Сообщение от Tati Tishmann

В итоге зашел в торговый центр и выпил ... антисептик.

О, ещё один Бари Алибасов! Только тот выпил жидкость для промывки труб,
которая называется «Крот» Интересно, какую трубу он хотел в себе промыть?

[Tati Tishmann]

Сообщение от Olexara

Только тот выпил жидкость для промывки труб,
которая называется «Крот»

Мне кажется он там ничего и не выпил, все это беганье по шоу больше похоже на спектакль, проще говоря "надувательство"
Просто мне кажется, если бы реально выпил, сжог бы себе все и хрен спасли бы

А если все таки хряпнул, то идиот полный

[Olexara]

Купили мы дом в деревне. Продавала его молодая пара, мол, родителям дача не нужна, а бабушка умерла год назад...
После смерти старушки никто в дом не наведывался, только вот продать приехали. Спрашиваем, забирать будете вещи? Они в ответ - зачем нам этот хлам, мы иконы забрали, а остальное можете выкинуть. Муж на стены посмотрел, где светлели квадратики от икон.
- А фотографии что же не взяли? Со стен деревенской избы смотрели женщины, мужчины, дети... Целая династия. Раньше любили стены фотографиями украшать. Я помню, к бабушке приедешь, а у нее новая фотография в рамочке появилась, моя и сестренки.
- Я, - говорит бабушка, - с утра проснусь, родителям поклон, мужу поцелуй, детям улыбнусь, вам подмигну - вот и день начался. Когда бабушки не стало, то мы добавили ее фотографию на стенку и теперь, приезжая в деревню (которая стала именоваться дачей), всегда утром бабушке шлем воздушный поцелуй. И кажется, что в доме сразу пахнет пирогами и топленым молоком. И чувствуется бабушкино присутствие. Дедушку мы никогда не видели, он в войну погиб, но его фотография висит в центре, бабушка много про него рассказывала, а мы в это время на снимок смотрели, и нам казалось, что дедушка с нами сидит, только было странно, что он молодой, а бабушка уже старенькая. А теперь вот ее фотография висит рядом с ним...
Для меня эти выцветшие снимки настолько ценные, что если бы стоял выбор, что забрать, то я бы несомненно забрала фотографии. А тут их не просто одиноко оставили на стене и в альбомах, но и цинично записали в хлам. Но хозяин - барин.
После покупки мы принялись за уборку и знаете... Рука не поднялась выкинуть вещи этой женщины, которая жила для своих детей и внуков, а они ее просто бросили... Откуда я это знаю? Она им письма писала. Сначала писала и отправляла, без ответа. А потом перестала отправлять и три аккуратные стопочки любви и нежности так и покоились в комоде. Каюсь, прочитали... И я поняла, почему она их не отправила. Побоялась, что затеряются, а тут они в сохранности, она думала, что после ее смерти они все же прочитают... А в письмах целая история, про годы жизни в войну, про ее родителей, бабушек, дедушек и пра-пра - она пересказывала то, что ей поведала ее бабушка, чтобы не умерли семейные ценности, чтобы помнили. Как выкинуть такое?
- Давай, отвезем ее детям? - со слезами предложила я мужу. - Такое нельзя выкидывать! – Думаешь, они лучше внуков? - с сомнением протянул муж. - Ни разу, вон, не появились... - Может они старенькие, больные, мало ли... - Я им позвоню, спрошу.
Через внуков узнали телефон и услышали бодрый женский голос: - Ой, да выкиньте вы все! Она нам эти письма пачками слала, мы даже не читали в последнее время! Ей делать там нечего было, вот она и развлекалась...
Муж даже не дослушал, трубку бросил. Говорит, вот стояла бы она сейчас рядом, придушил бы! - А знаешь что? Ты же писатель, вот и переложи эти письма на рассказы! - Они потом предъявят... - Да, они, я уверен, и книжки-то такие не читают! - хмыкнул муж. - Но я ради тебя съезжу к этим, тьпу, возьму у них письменное разрешение.
И он действительно съездил и оформил все нотариально. А я тем временем добралась до подполья. Знаете, в деревенских домах прямо из избы спускаешься вниз под пол и там прохладно так, вроде погреба. А там банок с соленьями, вареньями... А на каждой баночке бумажка приклеена с выцветшей надписью: "Ванятке его любимые грузди" - Ванятка умер десять лет назад, так и не пригодилась баночка; "Сонечке лисички"; "Соленые огурцы для Анатолия"; "Малина лесная для Сашеньки"...
P.S. Всего у Анны Лукьяновны было 6 детей. Все они умерли раньше нее (в основном несчастные случаи), кроме последней, поздней дочки, которая записала все в хлам... А мама ждала, что дети приедут с внуками, заботливо катала банки, с любовью подписывала... Последние банки с грибами датированы прошлым годом, ей на тот момент было 93 года. 93 года!!! А она в лес ходила, чтобы внучкам грибов, ягод насобирать! А они...

Алиса Атрейдас

[Tati Tishmann]

Про плохих мужей⁠⁠

Недавно, грустная коллега сообщила, что муж разводится с ней. Все офисные подружки в голос завыли что мужики козлы, он недостоин, поймет когда потеряет и т.д., а мужики молча переглядывались и мерзко ухмылялись. Как это бывает, вся семейная жизнь протекала на глазах у коллектива, и финал ждали все.

Предыстория.

Обычная, в меру симпатичная, в меру умная и в меру веселая девочка вышла замуж чуть больше года назад. Муж моряк, зарабатывает очень прилично, все бабосики отсылает молодой супруге. Ушел в море перед пандемией, застряли в карантине, потом еще какие-то движняки, короче его считай весь год не было. А у девочки, назовем ее Вика, от резкого наплыва денег фляга засвистела. Она заявила, что заслужила "нормальную" жизнь и не собирается ни в чем себе теперь отказывать. Вика начала жрать и бухать... и чем дальше тем больше. Кафе и рестораны стали практически ежедневными, а вид похмельной дамы радовал коллег каждый понедельник. Она реально собирала пиры за свой счет каждые выходные. Наела хорошо за 100 кг с 52 кг до свадьбы. Обилие спиртного частенько приводило к тому, что Вика просыпалась в чужих постелях, о чем естественно судачили все, т.к. половина гуляли за ее счет, а остальные уши греют. Короче всадила все деньги что заработал муж, т.к. когда он попросил к его возвращению купить машину, еле наскребла на убитое нечто за 200 тыс., что меньше четверти его месячной зп.

Итог закономерный. Я представляю как он дико офигел когда приехал... Но подружайки по прежнему продолжают гнуть про мужиков козлов. Ведь ей было так тяжело, она ЖДАЛА его... а он... козел, одним словом.
----

P.S. вывод! Деньги зло!

[Tati Tishmann]

Санта-Барбара по-русски. Или даже индийская мелодрама.
Кому нужен сюжет для слезливого сериала – берите, дарю.

Жил, значит, такой Александр Степанович. Да он и сейчас здравствует. Мужик крутой, но справедливый. Из тех, кто умудрился вынырнуть из мутной волны девяностых с неплохим капиталом, репутацией и почти без крови на руках.

Имел он сына Антошу от первого брака и дочь Вареньку от второго. Первая жена его благонравием не отличалась, и на время ее загулов он забирал сына к себе. Загулы всё учащались, наконец бывшая продала квартиру мутным риэлторам и исчезла, а Антон окончательно поселился у отца.

Парень оказался толковый, с папиной хваткой, поведения самого примерного. Степаныч хотел было отправить его учиться в Лондон и потом пристроить к своему делу, но Антон проявил отцовский характер, уезжать отказался и поступил на психфак в родном городе. Жил по-прежнему у отца. А чего не жить, места хватает с избытком, кормят вкусно, отношения с мачехой нормальные, с сестрой – лучше не бывает. Счастливая семья, ни одной тучки на горизонте. Степаныча только напрягало, что у сына нет девушки. И тут пришла беда откуда не ждали.

Вернулся Степаныч домой среди дня и зашел в комнату сына, что-то ему там понадобилось. Думал, сынок в институте. А он – вот он, на диване сидит. А на коленях у него… Варенька! Целуются. И руки в таких местах, что никаких пристойных объяснений, одни непристойные. А Вареньке семнадцать лет, только-только школу закончила.

Первая реакция понятна: дочери оплеуху, ублюдка этого избил до крови. Потом вопрос:
– Ты хоть предохранялся, придурок?
– Не от чего пока, я ее берегу. А в будущем, конечно, будем, я понимаю про кровосмешение.
– Какое нах будущее? Нет у тебя никакого будущего. Собираешь сейчас вещи и исчезаешь навсегда. На Колыму за золотом, в тайгу за шишками, в Чечню добровольцем. Страна большая.
Варенька:
– Папа, не надо! Я Антошу люблю с самого детства, я без него жить не смогу.
– Сможешь как миленькая. А у тебя, красавица, на ближайшие пять лет маршрут один: учеба – дом. И гувернантку к тебе приставлю, чтобы глупостей не наделала.

Вроде разрулил. Только от былого счастья в доме и следа не осталось. Полный мрак. Дочка ничем не занимается, целый день сидит и смотрит в стену. В институт провалилась, вместо сочинения написала тысячу раз слово «Антоша». Однажды, когда гувернантка не уследила, вены порезала, другой раз таблеток наглоталась. И доведет же дело до конца, характер отцовский.

И тут Степаныч получает письмо от бывшей. Так и так, лежу в больнице с циррозом печени, последние деньки на Земле считаю. Решила напоследок с тобой поквитаться за всё то зло, что ты мне причинил. Знай же, подлец, что сынок Антошенька, которого ты у меня отобрал, на самом деле не твой сын. Я его от Жорика родила, помнишь Жорика? Живи теперь с этим.

Да, был у них в молодости сосед Жорик, красавчик и бабник. Подался тоже в бизнес, да не туда свернул, нарвался на пулю. Задумался Степаныч. Три дня думал. Велел разыскать Антона и привезти. Говорит ему:
– Сейчас есть такой тест ДНК, по анализу крови определяют, кто кому родственник или не родственник. Я договорился, завтра пойдем сдавать.
– Бать, – говорит Антон, – а ведь если окажется, что я сын Жорика, значит, инцеста никакого нет и мы с Варенькой можем пожениться, так?
– Выходит, так. Поживи у меня, пока ответ придет. Но Вареньку не трогай, скажи ей только, чтоб больше не вешалась.

Через сколько-то дней Степаныч приходит домой счастливый, как в прежние времена. Лыбится во все 32 зуба. Показывает справку, там написано: родственные связи исключены.
– Вот, – говорит, – как удачно всё обернулось. Нет никакого кровосмешения. Живи спокойно, сынок… то есть, наверно, зятек уже.

По этой справке Антоше выдали новые документы, на отчество Георгиевич. Как только Вареньке исполнилось 18, они поженились. И жили, действительно, счастливее всех на свете. Детей только долго не могли завести, обнаружилась какая-то несовместимость. Но в наше время да с деньгами и это не проблема. Когда время стало поджимать, родила Варенька двух чудных деток от анонимной пробирки из банка спермы.

Только на этом сериал не кончается. Есть у него второй сезон.

Наши дни. Степанычу под 70. Антону за 40. Что-то он стал себя плохо чувствовать. Пошел проверился – лейкоз. Про лечение врачи говорят: есть несколько довольно безнадежных способов и один надежный. Пересадка костного мозга от родственного донора. Вот только родственных доноров у Антоши йок. Мать и Жорик в могиле, Степаныч ему по крови не отец, Варенька не сестра, дети не дети.

Опять задумался Степаныч. Три дня думал. Пришел к Антону в больницу:
– Не знаю, как тебе и сказать. Но сказать надо. Соврал я тогда. Справку попросил подделать. На самом деле я твой отец. Так что спроси у врачей, где мне тут провериться для пересадки.
– Бать, не волнуйся. Мы давно это знали. Ну, не знали наверняка, но подозревали. Поэтому и своих детей не завели. Придумали про несовместимость, а сами всю жизнь предохраняемся. Варя уже сдала анализы, ее костный мозг мне подходит, скоро операция. Всё нормально.
– Ну ничего себе. А скажи, когда ты догадался?
– В первый же день, когда ты пришел такой довольный с этой справкой. Я же психолог, да и тебя знаю с детства. Вот скажи: если бы на самом деле выяснилось, что я не твой сын, разве ты смог бы радоваться? Только и думал бы о том, что тебе наставили рога.

(c)интернета бла-бла-бла