Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

Jawa 360. Самый красивый.
В 70х на Явах ездил каждый третий мотоциклист. Всего в СССР было поставлено более 1 миллиона мотоциклов Jawa разных моделей, но 360 была самой красивой из всех. Сейчас вишневые мотоциклы с хромированными бензобаками называют "Старушка". Особо ценны экземпляры с боковой коляской из стеклоткани. Выпускали версии с 1-цилиндровым двигателем (250/260) или с 2-цилиндровым (350/360).

Кстати, Явы часто попадали в различные кинофильмы. Например, именно на Jawa 360 Геша Козодоев везет на рыбалку на Белую скалу Семена Семеновича Горбункова в фильме Бриллиантовая Рука.

[Olexara]

__________________________________________________ ____________

[Olexara]

__________________________________________________ _____________

[Olexara]

Гоша только что закончил медицинский с красным дипломом терапевта, и его энтузиазм хлестал через край. Он рвался в бой, был готов на любые самые сложные дела. И судьба подкинула ему такую возможность. Несмотря на высокие оценки и превосходную практику в столице, никто не собирался закреплять за желторотым выпускником целый район в городе. Сначала ему решили дать поработать с окрестностями — набить, так сказать, руку.

В свой первый рабочий понедельник Гоша получил кипу желтой бумаги, перевязанную бечевкой (на титульном листе виднелась надпись: «Веселая жизнь»), и был выставлен в коридор, не успев сказать и слова.

Эта макулатура оказалась личными медицинскими делами населения одной деревни, которую не мог найти даже навигатор. Помимо личных дел, Гоше выдали компас, резиновые сапоги и карту местности (середины прошлого века) — на ней в последний раз и была отмечена деревня. А врача последний раз направляли туда два года назад.

Гоша глянул мельком списки болезней жителей и понял, что, скорее всего, едет на погост. Что ни дело ― то страшный диагноз: брюшной тиф, гангрена, туберкулез, онкология, серьезные сотрясения, требующие срочного вмешательства, переломы конечностей, болезни почек и сердца. И ни одной пометки о том, как проводилось лечение и каковы его результаты.

Делать нечего. Терапевт взял кипу, натянул сапоги и побрел туда, куда указывала стрелка. Дороги до деревни не было от слова совсем. Появилась первая запись в отчете: «Машина скорой помощи не доедет».

По прибытии на место Гошу встретил местный глава поселения ― Андрей Аристархович. Человек этот был усат, коренаст и неразговорчив. Его тело покрывал такой шоколадный загар, что хоть сейчас на рекламу солярия фотографируй. Он предложил терапевту свою избу для ночлега и приема больных, став при этом первым пациентом.

Терапевт отрыл карту мужчины и зачитал вслух:

— Менингит.

Гоша с тревогой взглянул на человека перед собой и задал первое, что пришло в голову:

— Как себя чувствуете?

― Нормально.

― Чем обычно лечитесь?

― Пчелами.

― Пчелами?! ― переспросил с недоумением Гоша.

― Ну да. У меня пасека своя за сараем. Чувствуешь, что захворал, идешь с утра перед работой голым к ульям, постучишься к пчелкам, тебя в благодарность за то, что разбудил, пожалят, затем меду пол-литра съешь и все, а там, на работе, не до болезни, само проходит. Нас так с братом отец лечил, а его ― дед. Пчелиный яд полезен.

На вид мужчина был вполне здоров и в своем уме. Гоша проверил на всякий случай остальные симптомы и, на удивление, ничего не обнаружил. В карточке появилась запись: «Здоров».

Следующим на осмотр был вызван Кузьма Кузьмич, местный пастух. Согласно году рождения, мужчине было девяносто три года. Судя по записям бывшего врача, Кузьмич попал на прием после того, как его проткнул рогом бык.

― Как себя чувствуете?! ― врач был удивлен, что мужчина пришел сам, да еще и не с кладбища, а из самого дальнего дома в деревне, босиком, с колоском пшеницы в своих собственных зубах.

― Отлично, ― пожал плечами мужчина.

― А как же ваш… Прокол?

― Какой такой прокол? ― удивился Кузьмич. ― Я нигде не прокололся, все стадо на месте, я пересчитываю каждый раз.

― Да нет, я про тот прокол, который вам бык тогда сделал, ― дрожащим голосом уточнил доктор.

― Ах, этот! Да это разве прокол? Так, пощекотал мне ребра Васька. Пришлось, правда, его за это поколотить немного, сорванца.

― Как это ― поколотить?

― Как-как, по мордасам пару раз ему дал, чтобы дурь молодецкую выбить, он тогда только силу почувствовал, пришлось немного «потушить» гонор.

― А чем же вы рану лечили?! ― уже чуть ли не кричал терапевт.

― Да чистотелом, чем же еще! Помажешь ― и вперед, на отгон.

Гоша осмотрел шрам, затерявшийся среди десятка других, о которых Кузьмич с охотой рассказывал:
― Это я с дерева падал по молодости, сучком распорол. А это, кажется, от топора метка ― Вовка мой первый раз дрова рубил, а я рядом подсматривал, вот и не доглядел немного.

― И что? Все это вы чистотелом лечили?! ― врач чувствовал, как у него самого давление поднимается.

Мужчина кивнул. Еще один пациент ушел с пометкой «Здоров».

Следующей на пороге была баба Маша. Женщина непонятной возрастной категории. О ней не было никаких данных, только диагноз: «Двусторонняя пневмония, а еще глухонемая с пяти лет».

― Добрый день, меня Игорь Валентинович зовут, я ваш новый врач, ― написал терапевт на бумажке.

― Здрасти. Баба Маша, ― поздоровалась женщина голосом.

Врач вскочил с места.

― Быть не может, вы же глухонемая!

― Ну и что, что глухонемая? Мне что же, и поздороваться теперь нельзя? ― обидчиво буркнула баба Маша, словно ее дурой назвали.

― Но вы же с пяти лет не разговаривали!

― А может, мне и поговорить было не с кем? А тут вижу, человек образованный, воспитанный, не то что предыдущий был, сразу начал материться при мне. А с остальными мне и говорить-то не о чем, они книжку в руках ни разу не держали, ― недовольно ворчала женщина.

Гоша потрогал собственный лоб на предмет температуры.

― А что у вас с легкими?

― А что с ними? ― удивилась глухонемая.

― У вас пневмония двусторонняя, чем вы ее вылечили, раз еще живы?

― Ах, это. Так у меня сосед баню по-черному топит, как что, сразу к нему. Все болячки как рукой снимает. Ну а для закрепления можно иван-чаю с медом выпить ― у Аристарховича мед забористый, пчелы его круглый год делают.

― Скажите, а в прошлом году кто-нибудь умер в деревне?

― Да никого почти, только Валька из седьмого дома.

Гоша полистал карту.

― От бешенства? Ее ранее лиса укусила, судя по записям.

― Нее… Вернее ― да, только не от бешенства, а от зависти. У меня тогда морковь в два раза больше уродилась, а она та еще завистница была, не смогла перенести и утопилась. А лиса тогда половину деревни перекусала. Ее потом Федька забрал, выдрессировал, теперь лиса охраняет его дом.

До конца дня к Гоше явилась большая часть населения деревни, которая не особо и стремилась на прием ― дел было и так по горло.

Разные были случаи, но все, вплоть до отрубленных конечностей, лечилось либо работой в поле, либо подорожником, либо отваром из укропа, а то и простым человеческим подзатыльником, что выбивал всю дурь из тела и головы.

Гоша был в шоке, но в отчете написал следующее: «Поликлиника не требуется, следующий визит врача назначить через пять лет».

В городе его похвалили и выделили небольшой подконтрольный участок.
В первый же день к Гоше пришел здоровенный мужчина с занозой в пальце. По его словам, он умирал медленной и мучительной смертью, требуя срочную операцию и двухнедельный стационар.

Автор Александр Райн

[Olexara]

__________________________________________________ _____________________

[Olexara]

ПРИМЕТЫ

А еще говорят: приметы не сбываются…
Выхожу утром из подъезда — чёрная кошка дорогу перебежала. Решил вернуться домой. Подхожу к двери, а ключи, оказывается, в квартире забыл, а дверь захлопнул.Решил от соседа на работу позвонить, предупредить. Стучу. Сосед открывает в одних трусах, а за его спиною на вешалке — шуба моей жены. Которая вчера в командировку уехала…
Я соседу — в морду. Сосед меня — в милицию. Разобрались. Оказалось, жена накануне свою шубу продала соседям, чтоб купить мне кожаный плащ. Выходим из милиции — навстречу бабуля с пустыми вёдрами Не оборачиваясь, три раза плюю через левое плечо. Все три раза — в соседа. Он мне — в морду. Я его — в милицию Выходим через пятнадцать суток.
Пропускаю соседа вперёд. Он — ни в какую. Я его — в спину. Он меня — в морду. Я его — по почкам. Он меня — по печени…
Выхожу через две недели из больницы. Ступаю на лестницу с левой ноги. А она у меня в гипсе. Поскользнулся, упал…
Выхожу через месяц из комы. В голове вопрос: какой дурак придумал эти суеверия? А тут доктор заходит. Говорит:
--"Завтра операция .. Вы на всякий случай пальцы крестиком держите, а лучше — дотроньтесь до трубочиста!» А где в больнице трубочист? Дотронулся до медсестры. Кто же знал, что она любовница главврача…
Год лежу дома. Никуда не выхожу ...блин невезуха...! P.S. сосед пиво приносит, святой человек))))

[Olexara]

По закоулкам памяти...
САМЫЙ РУССКИЙ ХОККЕЙ.

Не для кого не секрет, что с давних времён все мальчишки Советского Союза буквально болели зимой хоккеем с шайбой...
Ещё наши отцы, как заклинание, повторяли перед важными матчами - репортажи о которых они слушали, стоя на открытом воздухе у репродуктора - имена великих хоккеистов Всеволода Боброва и Евгения Бабича, Николая Пучкова и Николая Сологубова...
Следующее поколение любителей хоккея преклонялось перед мастерством Вениамина Александрова и Константина Локтева, Вячеслава Старшинова и братьев Майоровых...
А уже мы...
Для нас родными были имена Валерия Харламова и Александра Мальцева, Владимира Петрова и Владислава Третьяка...
И вот, подрастая и оглядываясь по сторонам, я, простой мальчишка из маленького сибирского городка под Красноярском, вдруг обратил внимание на то, что на нашем городском стадионе нет хоккейной коробки, хотя есть каток и играют дяденьки в какую-то замысловатую игру, тоже с клюшками, правда, с полукруглым загибом и вместо шайбы гоняют они оранжевый мяч...
- Папа, а это что за игра?..
И объяснил мне мой все на свете знающий папка, что игра эта тоже есть хоккей, но с мячом...
Называется эта забава - Русский хоккей!..
И пояснил, что есть, мол, в стране великие хоккеисты этого вида спорта и живут они в Москве и в городе Свердловске: Александр Измоденов, Михаил Осинцев, Анатолий Мельников, Юрий Варзин, Евгений Папугин и ещё много-много кого, а самым лучшим игроком во всем мире является Николай Дураков!..
- Как?! - переспросил я...
- Николай Дураков...Простой таксист из Свердловска, есть на Урале такой город...
Помнишь песню "Свердловский вальс" в передаче "С добрым утром!" пели?..
"Если вы не бывали в Свердловске,
Приглашаем вас в гости и ждём..." - пропел папка своим красивым голосом...
- А ещё, чтобы ты знал, Сашка, сборная СССР является чемпионом мира по хоккею с мячом уже много лет!..
Держат парни высокую марку советского спорта!..
Вот только жаль, что редко показывают хоккей с мячом по телевизору, а то бы ты сам мог убедиться, как это увлекательно!..
Ведь это же настоящий футбол на льду!..
На поле, как в футболе, по одиннадцать игроков, такие же два тайма по сорок пять минут, пенальти опять же, как в футболе, правда, бьют с двенадцати метров...
...А тут и мой день рождения как раз через неделю!..
И подарили мне родители клюшку для русского хоккея, оранжевый мяч и...коньки!..
- Вот, сынок - мама даже прослезилась...
- Расти большим и здоровым!..
А папка поднял рюмку:
- И будь человеком, сын!..
...
Вот так я пристрастился к русском хоккею...
Узнал, что, оказывается, в Красноярске есть команда высшей лиги по этому виду спорта, и даже фамилии хоккеистов "Енисея" выписал себе в тетрадку: Крюков, Забелин, Бочкарёв, Непомнящий и другие...
Хотя сам я болел во всех видах спорта за московское "Динамо", но тут же стал симпатизировать и землякам...
А уж потом, когда я вырос и женился - пришла эпоха Сергея Ломанова!..
И самое интересное в моей женитьбе было то, что наш роман с моей будущей женой начался в один прекрасный день, когда Ирина на каком-то общем застолье обмолвилась, что у нее есть автограф самого Сергея Ломанова!..
Сидели мы, помню, всем нашим ВИА после какого-то концерта, она сказала про автограф Ломанова, я тут же напросился к ней в гости глянуть на это чудо, пошел ее провожать и...
И пропал на двадцать лет!..
Вот такую роль в моей судьбе сыграл великий Сергей Ломанов, сам того не ведая!..
...
А легендарная десятилетняя череда чемпионства "Енисея" как раз и началось с нашей свадьбы!..
...А потом был 1985 год и весь спортивный мир увидел, что такое сибирский характер, когда Сергей Ломанов вышел в составе сборной СССР на решающий матч против шведов со сломанной челюстью и повел своих товарищей за собой!..
И настоящей наградой всем нам стала победа в том матче и золотые медали чемпионата мира!..
Никогда не забуду, как сидела рядом со мной у экрана моя Ирина, глотала слезы и держала за Сергея кулачки, все время повторяя, как заклинание: "Ну, Сереженька, миленький, потерпи!.."...
А я, муж, смотрел на нее безо всякой дурацкой ревности и такая меня гордость брала!..
И за Серегу Лома, и за Ирину мою, и за миллионы пацанов, пришедших на каток с именем Сергея Ломанова на устах, а также за наших с Ириной детишек, мирно сопящих в детской комнате!..
... ... ...
Александр Волков

[Olexara]

Мой друг в эти выходные женился в третий раз. Выставил фото и видео со свадьбы, на которых он так же счастлив, как и на двух предыдущих. Избранница в белом платье, вся такая принцесса. Две предыдущие были плюс-минус такие же. Он тоже в дорогом костюме, счастливый.

Тамада провёл ему эту свадьбу со скидкой как постоянному клиенту, похлопав по плечу и пообещав, что в следующий раз скидка будет ещё больше. Мой друг что-то там шутил в ответ, но был счастливым. Много гостей, роскошный ресторан, фотографы, торт, жонглеры, певцы, трогательные поздравления молодым, цветы… В общем, всё как у людей.
И он. Счастливый жених.

Не сдержав любопытства, я звоню ему и в лоб спрашиваю:

- Андрей, как так получается, что ты за последние четыре года третий раз женишься и на всех своих свадьбах выглядишь так, как будто это впервые? На некоторых фото ты даже прослезился, как и на двух предыдущих.
- Так я же их всех любил.
- Серьезно? Люди до конца своих дней не могут встретить свою любовь, люди живут десятилетиями вместе, так и не связав себя узами брака, а ты уже делаешь это в третий раз.
Он говорит:
- Ну так и что? Каждую из своих жён я любил. И эту люблю. И с каждой хотел провести свою жизнь.
- А почему же ты с ними развелся?
- Они стали другими после свадьбы.
​ - В смысле, другими? С каждой из них ты прожил не больше года.
- Этого достаточно, - отвечает он, - Ну смотри: одна была до свадьбы вся такая милая, спокойная, весёлая, ничего не требовала, никогда не устраивала скандалов.
- И что?
- Что, что? На второй день после свадьбы вынесла мне мозг по поводу того, что в квартире нужен​ ремонт, через три - что мои друзья достали приходить и поздравлять, через неделю ушла спать в соседнюю комнату, потому что я не поздравил ее с тем, что мы неделю женаты. И вот так, день за днём, неделя за неделей, из милашки она превратилась в истеричную, вечно недовольную бабу. Меня это заколебало. И однажды утром я сказал, что ухожу.
Вторая жена до брака была очень горячей! Она всегда приходила на свидания в чулках, сексуально одетой, от неё маняще пахло духами. Она была такой, что трахались мы, не дойдя до кровати. Потерял голову. «Женюсь», - подумал я. И вот мы стоим в загсе.
- А что же потом? - нетерпеливо​ спросила я.
- Потом? Вместо чулок она стала носить растянутые серые треники и футболку оверсайз, говоря, что она ведь дома. Секс стал банальным и пресным, как будто вместе с обещанием быть вместе навеки, исчезла та дикая сексуальность и похоть. На этом наша семейная жизнь закончилась.
И вот сейчас я встретил Машу. Опять влюбился, как мальчишка! Посмотрим, что будет дальше.

- Андрей, а ты не пробовал просто пожить с этими женщинами? Узнать друг друга поближе.
- Кать, зачем? Поверь, для многих женщин выйти замуж - это главная цель, и они способны долгие годы играть роль другого человека. Подстраиваясь под нужный типаж мужчины. Быть и шлюхой в постели, и хозяйкой на кухне, и говорить, что ничего ей от него не нужно. Ожидая момента, когда на её пальце засияет обручальное кольцо.
Такая вот бабская психология: думать, что брак - это конечная остановка, на которой можно выдохнуть, закурить сигарету и сказать: «Так, а теперь мы играем по моим правилам». Так что я считаю, что лучше жениться и развестись за год, чем тратить долгие годы на спектакль под названием «любовь».
А ведь он чертовски прав! Все мои отношения заканчиваются после первого промаха моего потенциального жениха, потому что я не отношусь к категории женщин «ну со мной он точно исправится».

Нет! Если он невнимательный, неамбициозный, если он верен традициям своей семьи и, как баран, слушает своих родственников, то так будет всегда. Ничего не поменяется.

Только мужики, в отличие от женщин, не особо умеют играть. И слава Богу! А то 14-я и 15-я страницы моего паспорта офигели бы от количества штампов.

[Olexara]

Долгое время я ходила по дому в растянутой майке и штанах, до боли удобных и мягких, но вид их вызывал приступ паники у всех зашедших в дом.
Но какой-то момент я остановилась и задумалась:
"А сколько можно? Когда же будет красиво?"
И я заказала себе роскошную дорогую домашнюю одежду, которая оказалась не менее удобной, но ее вид радовал меня и все тех же пришедших.
Долгое время я пила кофе из обычной серенькой чашки, одной из многих в моем ящике.
"Какая разница?" - думала я, каждый раз вытягивая эту стремную посудину, наливая в нее кипяток, заваривающий темный порошок.
Но в какой-то момент жутко захотелось красивую, светлую, в цветах и определенного размера.
Я открыла интернет и заказала.
Не жалея денег, максимально кайфуя от процесса.
Тот кофе, что я засыпала, долгое время не представлял особой ценности!
"Какая разница, какой пить? – думала я. – Что дешевый, что дорогой, я не кофеманка, мне и так хорошо"
Но однажды я подумала, а может есть эта разница?
А может попробовать?
И я попробовала.
Зайдя в супермаркет, я купила итальянский, достаточно дорогой кофе, который издавал нереально крутой аромат из моей новой чашки белого цвета в цветах!
Долгое время я жила с мужчиной, который мягко сказать не очень ценил меня.
Больше времени он уделял друзьям, забывал поздравить с днём рождения, никогда не дарил цветы и часто называл "дурой".
Злился, когда я плакала, не давал денег, говорил часто, что кому я такая нужна...
Я верила и терпела.
Но мой дискомфорт стал так велик, что я подумала, а может это все не верно, может я не совсем права, что терплю, может надо попробовать по-другому, так же как с красивой чашкой, пижамой и кофе?
И я попробовала.
И знаете, у меня получилось!
Все оказалось легко, а главное прикольно!
Намного прикольней чем тянуть нелепые отношения, думая, что так и надо,...пить ужасный кофе, повторяя – какая разница!
Доставая из шкафа некрасивую посуду, не получая от нее радость!
Надевать абы какую одежду, убеждая себя, что и так сойдет!
Сойдет!
Жизнь на нет так сойдет...

[Olexara]

Чай Тёма не любил. Разницу между индийским и китайским не понимал. Все эти расистские замашки по поводу чёрного, зелёного, белого, каркаде считал снобизмом, а «ценителей» называл выпендрёжниками.
Дома у Тёмы из напитков имелся только закаменевший цикорий и яблочный уксус, которые он разбавлял водой и пил в те дни, когда ему хотелось чего-то особенного.

Будучи человеком крайне необщительным, диалоги парень строил в основном из коротких и наиболее информативных фраз и звуков. Чаще всего просто кивал или кашлял.

Людей Тёма не терпел в принципе, был замкнут и пуглив, но при этом красив и материально обеспечен. Такое сочетание качеств делало его невероятно привлекательным и желанным для женщин.
Больше всего молчуна бесило то, что каждая из его ночных гостий просила угостить её вином, мартини, ну или хотя бы цейлонским чаем. На предложение распить яблочного уксуса с халвой девушки почему-то морщили носы и начинали одеваться, даже несмотря на робкие убеждения Тёмы, что это полезно.

Секс парень любил, а вот пьяных женщин — нет, потому приходилось закупаться чаем.
Но жадным Артёмка был не только до слов. Скупой парень экономил на всём. На одной пельменной воде мог приготовить первое, второе и компот. Чай для него был непозволительной роскошью и покупался строго в «Fix Price» или на рыночных распродажах.

Когда валюта взлетела, Артём почувствовал, что кризис протягивает свои холодные костлявые пальцы к его штанам, забирается в карман и застёгивает ширинку. Чай вырос на десять рублей за сто грамм, а в геометрической прогрессии это выливалось в кругленькую сумму. Тем более что девушки, которых он приглашал, как правило, чай не пили, но в знак собственной нравственности и для придания вечернему мероприятию культурности настаивали на том, чтобы чай был налит.
В связи с таким подходом к делу, на подоконнике, тумбах, полках и даже на журнальном столике были установлены аквариумы и трехлитровые банки с плавающими внутри чайными грибами. Квартира напоминала кунсткамеру и этим отпугивала потенциальных претенденток на ночные утехи. Чайный гриб девушки пить и покупать тоже отказывались, чем сильно огорчали хозяина квартиры, поэтому в итоге пришлось всё раздать соседям.

Недолго думая, предприимчивый молодой человек решил выращивать чай сам, на балконе.
Тёма был человеком категоричным и дальновидным, потому не стал ограничиваться одним кустом и развел дома настоящую плантацию, насколько позволяло место на балконе. К сожалению, индийский и китайский чаи плохо прорастали под костромским солнцем, и Тёмыч пришёл к выводу, что кустам требуется дополнительное освещение и особые удобрения.

Всё это было организовано с особой педантичностью, и дело пошло. Чай рос, затем обрывался, сушился на газетке возле батареи, фасовался по пакетикам, подписывался и убирался в шкаф.
Девушек увлечение Артёма как-то особенно будоражило и привлекало. Они проявляли живой интерес к гербарию и почему-то всегда спрашивали хозяина кустов о тюрьме. Тот лишь пожимал плечами и молча заливал заварку кипятком.

На удивление, гости чай начали пить. Некоторые выпивали по два, по три стакана и даже просили отсыпать чая с собой. Артём делиться не привык и начал брать за чай деньги. Постепенно секс пошёл на убыль, зато доходы с чая пошли в гору.

Иногда посреди ночи раздавались звонки. В трубку долго и томно дышали, а потом просили дать чаю в долг. Постепенно парень стал подниматься по финансовой лестнице и получил на районе прозвище «Чайный барон».

Ещё пару горшков с чаем Тёма установил на кухне. Там он привил каркаде и белый, и клиентура тут же удвоилась. Теперь к Тёме ходили не только женщины, но и мужчины, чему он был не рад, несмотря на то что те покупали в два раза больше. Сам продавец товар свой не пробовал, по-прежнему относясь к нему скептически и продолжая отдавать предпочтение цикорию.

Как-то вечером к Артёму постучались в дверь специальным переносным тараном. Люди в отнюдь не медицинских масках и с плохим воспитанием били парня под дых и связывали ему руки. Даже несмотря на то, что Артём в этот момент принимал ванну и сопротивляться не планировал в принципе.
Кусты были изъяты, лампочки побиты, а сам Артём с пеной у рта, которую он нанёс, чтобы побриться, был взят под стражу. Парня пугали реальным сроком, говорили, что он преступник и лентяй. В то время, когда нормальные люди честно трудятся на предприятиях и в магазинах, он травит население своими продуктами и не платит за это налоги.

На суде Артём молчал и нервно кашлял. Он и представить себе не мог, куда может завести желание бюджетно потрахаться.
Нагнав жути, судья наконец дошел до результатов экспертизы, которая показала следующее: следов запрещённых соединений не обнаружено. Более того, в образцах есть немало полезных и лечебных свойств. Артёма отпустили, а в качестве извинений выписали штраф за незарегистрированную коммерческую деятельность.

Но стоило предприимчивому Казанове открыть ИП и выйти на легальный рынок, как интерес к его товару тут же пропал. Отчаявшись и возненавидев чай ещё больше, Артём затосковал и сдуру решил-таки напиться этой дряни до смерти. Заварив целый тазик мутной жижи и нарезав халвы, парень приступил к суициду.

На удивление, напиток оказался вполне сносным, вызывал легкую эйфорию, бодрость мысли и непреодолимое желание общаться. Недолго думая, Артём впервые за двадцать лет пригласил в гости соседа, который тоже жил в одиночестве и был рад любой компании. Беседа получилась отличная, оба болтали без умолку, и тазик ушёл за вечер. Парню так понравилось, что он стал устраивать чайные церемонии каждые два дня, приглашая как можно больше народу на эти мероприятия, а через месяц таких встреч и вовсе женился. Прозвище «Чайный барон» навсегда закрепилось за Артёмом, и стало его опознавательным знаком и образом жизни в целом.
Через год Артём решил гнать мартини.

© Александр Райн

[Olexara]

__________________________________________________ ____________

[Olexara]

__________________________________________________ _______________________________________

[Olexara]

Чeго вам нe слeдуeт дeлать однозначно, так это — разочаровываться в своeй жизни. Вы нe должны думать, что она нe удалась. Ни в каком возрастe нeльзя так думать. В этой жизни всe нe зря. И всe eщe только начинаeтся – в любоe врeмя, при любых условиях и обстоятeльствах.
Вадим Зеланд.

[Olexara]

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

Мaйк Гeлприн

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Борис Пастернак
1946 г.

[Olexara]

__________________________________________________ ______________