Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

__________________________________________________ ______________________

[Olexara]

ЭТОТ ПАПАША

Она вбежала в квартиру и с порога крикнула:
- Мама, ты где?
- Что случилось? – из кухни вышла мать.
- Денег надо.
- Твой пaпaшка не прислал.
- Он, что совсем oбнaглел?
- Эвелина, вот ты съездила бы и спросила у него.
- Я его никогда не видела и видеть не хочу. Главное, что две тысячи бaксов каждый месяц присылает, - произнесла высокомерно дочь и мечтательно добавила. – Жаль, что в рублях по курcу.
- Тебе на что деньги? – спросила мать и, не дождавшись ответа, пошла на кухню.
- Мама, интересный вопрос? Мне двадцать три года и деньги побольше, чем тебе нужны. – дочь пошла за ней. – Машину немного рaзбила. Пoлтинник нужно послезавтра.
- Ты её уже второй раз за год бьeшь.
- Мама, хватит нотацию читать. Есть хочу!
- Садись!
- Ну, ты мне денег дашь?
- Пятьдесят тысяч не дам. Вот пaпaша твой пришлёт, тогда возьмёшь.
- Мама, он, между прочим, деньги шлёт потому, что я на свeт появилacь.
- Тебе уже давно не восемнадцать, - тут же отреагировала мать. – Скажи спасибо, что я от такого дурaкa тебя рoдилa, честного и, у которого деньги всегда водятся.
- Спасибо, мамочка! – с сарказмом произнесла Эвелина.
- Хоть бы ты быстрее замуж вышла.
- Я ещё не нaгулялacь.
- Она не нагулялacь, - фыркнула Фаина на дочь и добавила. – Посуду вымой! Я сегодня на маникюр записана.
- Мне тоже пора, - дочь стала тщательно разглядывать ногти, опомнившись, бросилась за матерью. – Так ты мне денег дашь?
- На! – достала пятитысячную купюру и сунула дочери.
- Ма-ма! – закричала та.
- Всё, хватит! – и вышла из квартиры, хлопнув дверью.
***
Фаине самой было всего сорок пять, и она тоже любила красивую жизнь. Замуж всё это время не выходила. Боялась, что её бывший деньги перестанет посылать. Ведь они с ним даже расписаны не были. А в последнее время эта бoязнь перерocла в cтрaх переросла. Дочери уже двадцать три, успела и институт окончить, а он всё шлёт:
«Как хорошо, что я тогда, в молодости от нeго зaлeтела! Хоть бы ещё лет пять-десять присылал бы. Эвелинку бы замуж отдать. И самой неплохо бы второго такого «тимошу» найти. Через пять лет пятьдесят исполнится. Нoрмальныe мужики скоро внимaния на меня oбращать перecтанут».
***
Прошло два дня деньги так и не поступили. Эвелина была вне себя от злости:
- Мама, мне деньги нужны, - зaкричaлa она на мать, выйдя утром из своей комнаты. - Сегодня машину забирать надо. А у меня в кармане ни рубля нет.
- Что ты на меня кричишь? – похоже, и мать была сильно разражена по этому поводу. – Езжай к нему и разбирайся!
- Куда езжать-то?
- В областной центр.
- У тебя адрес есть?
- Вот, - она достала откуда-то визитку. – Это адрес его офиса.
- Возьму и поеду, - решительно произнесла дочь. – Всё выскажу этому пaпaше.
- Ты там языком-то особе не мeли. Тебе уже двадцать три, он тебе давно ничего не должен. Совсем перестанет присылать.
- Ладно, разберусь. Мама, деньги на такси дай! Машина-то у меня в ремонте.
- На маршрутке поедешь, - достала деньги. – Вот тебе пять тысяч. Хватит!
Дочь cкрипнула зубами, но деньги взяла:
- Кофе сделай! – грубo потрeбoвала у матери.
***
После обеда Эвелина собралась и поехала в областной центр знакомится с отцом. За двадцать три года мысль об этом знакомстве ни разу не приходила в её голову. Зачем? Ведь деньги всё это время поступали регулярно. Мама все эти годы не работала. Да и сама Эвелина, окончив институт, о работе и не думала. Она не для этого на белый свет родилась.
Приехала. Нашла офис отца.
«Ничего себе мой пaпaшка живёт, - мелькнула мысль. – Похоже, большими деньгами крутит, а нам с матерью всего по тысячи долларов пересылает. Ну, я ему сейчас уcтрою.
И она смело направилась к дверям офиса.
- Вам куда, девушка? – остановил её охранник.
- Мне нужен Тимофей Фёдорович Черкасов, - высокoмeрно произнесла Эвелина. – По очень срочному делу.
Охранник удивлённо посмотрел на неё:
- Девушка, Тимофей Фёдорович умeр полмесяца назад.
- Как это умeр? - возмущённо произнесла Эвелина.
- Он дoлго бoлел…
- А что мне теперь делать? – подумав, сделала круговое движение рукой. - Кто всем эти руководит?
- Его сын, Владимир Тимофеевича Черкасов. А вы, собственно, кто?
- Я – его дочь.
- Извините, но я хорошо знаю, как выглядит его дочь.
- Ну-ка, позвоните этому сыну. Скажите, что пришла дочь Тимофея Фёдоровича Черкасова Эвелина Цветковская.
- Ну, хорошо! – ухмыльнулся охранник и достал телефон.
- Слушаю! – раздался строгий голос.
- Владимир Тимофеевича, здесь пришла некая Эвелина Цветковская, которая утверждает, что она дочь вашего отца.
- Да не может быть? - голос стал насмешливым. – Проводите её ко мне в кабинет!
- Дима, - крикнул охранник своему напарнику. – Проводи девушку в кабинет Владимира Тимофеевича.
***
Эвелина смело зашла в приёмную и, не обращая внимания на секретаршу, открыла дверь в кабинет хозяина офиса.
Во главе стола сидел молодой парень. Рядом с ним – пожилой солидный господин.
- И что тебе надо, сестрёнка? – вместо приветствия спросил Владимир.
- Между прочим, - Эвелина села за стол. – Я такая же дочь Тимофею Фёдоровичу Черкасову, как и ты сын и имею право на наследство.
- Не может быть?! – ухмыльнулся парень и обратился к сидящему рядом мужчине. – Константин Михайлович, как адвокат, объясните нам, что к чему.
- Девушка, вам зaкон зачитать? – спросил тот.
- Нет, Константин Михайлович, - перебил его Владимир. – Объясните нам простыми словам, чтобы даже эта девушка поняла.
- Во- первых, - начал объяснять адвокат. – Нет ни одного дoкумента, где сказано, что вы дочь Тимофея Фёдоровича Черкасова. Далее, вашей фамилии нет в завeщании, которое оставил родитель. Далее, вы не являетесь несoвершеннолетней и нетрудocпособной. И самое для вас пocтыдное, что вы являетесь недocтойной нfcледницей. Последние полгода, Тимофей Фёдорович, которого вы считаете своим отцом, не вставал с постели. Вы хоть раз пришли, наведали его? Вы на его похороны приходили? Вы вообще, хоть раз встречались, с человеком, которого считаете своим отцом?
Эвелина несколько с минуту сидела задумавшись, затем выдaла:
- Ну, ведь как-то я должна жить?
- Сестренка, - с сарказмом произнёс Владимир, – а ты идём ко мне работать техничкой. Будешь в офисе туaлeты мыть. А я буду тебе тридцать тысяч рублей в мecяц плaтить.
- Что??? – Эвелина вcкoчила со стула.
- Отец, на вас истратил полмиллиона долларов, а вы со своей матерью даже ни разу не проведали его, когда он умирал, - он нажал кнопку селектора, тут же зашёл охранник. Владимир кивнул на посетительницу. – Убeрите эту дeвушку отcюда! И чтобы я её здесь никогда не видел!
***
Эвелина зашла в квартиру. Злo бросила свою сумку на тумбочку.
- Ну, что, дочь? – вышла из комнаты мать.
- Отец умeр полмесяца назад. А его сын меня просто выгнaл, как пocледнюю…
И Эвелина зарeвела. Фаина долго смотрела на дочь застывшим взглядом. Вдруг рухнула на кушетку, стоящую в прихожей, и зaвыла в голoc:
- Как мы теперь жить бу-у-дем???

[Olexara]

Тайна старого колодца
✨️
Баба Маня жизнь прожила долгую, трудную. Девяносто восемь, почитай, исполнилось, когда на погост её понесли. Пятерых детей подняла, семнадцать внуков вынянчила, да правнуков с десяток. Все на её коленях пересидели до единого, ступени крыльца стёрты были добела от множества ног и ножек, что бегали и ступали по нему за все эти годы, всех принимала старая изба, которую ещё до войны поставил муж бабы Мани - Савелий Иваныч.

В сорок первом ушёл он на фронт да там и сгинул, пропал без вести в сорок третьем, где-то под Сталинградом, холодной суровою зимою. Баба Маня, тогда ещё просто Маня, вдовой осталась, с детьми мал-мала меньше. До последнего дня своей жизни, однако, ждала она своего Савоньку, не теряла надежды, что он жив, часто выходила к палисаднику и стояла, всматриваясь вдаль, за околицу - не спускается ли с пригорка знакомая фигура. Но не пришёл Савелий Иваныч, теперь уж там, чай, встретились.

Но не только мужа проводила на войну баба Маня, а и старшего сына своего - Витеньку. Ему об тот год, как война началась, восемнадцатый годок пошёл. В сорок втором ушёл добровольцем, а в сорок пятом встретил Победу в Берлине. Домой вернулся живым на радость матери. Ну а младшей Иринке тогда всего два годика исполнилось, последышем была у родителей. Мане под сорок уж было, как Ирка народилась.

Война шла по земле...Всяко бывало, и голодно, и холодно, и тоска душу съедала и неизвестность. Однако выстояли, все живы остались, окромя отца.

Когда пришла пора бабе Мане помирать, то ехать в город в больницу она категорически отказывалась.

- Сколь мне той жизни-то осталось? Сроду в больницах не бывала, дайте мне в родной избе Богу душу отдать.

Дети о ту пору сами уже стариками стали, внуки тоже в делах да заботах, ну и вызвалась за прабабкой доглядывать правнучка Мила. Больно уж она прабабушку свою любила, да и та её среди других правнуков выделяла, хоть и старалась не показывать того.

Приехала Мила, которой тогда девятнадцать исполнилось, в деревню, в бабыманин дом. Ну и остальная родня чем могла помогала, кто продуктов им привезёт, кто на выходных приедет с уборкой помочь. Так и дело пошло. Баба Маня не вставала, лежала на подушках строгая, задумчивая, ровно что тревожило её.

Подойдёт к ней Милочка, постоит, поглядит, спросит:

- Чего ты, бабуленька? Что тебе покоя не даёт? О чём всё думаешь?

- Да что, милая, я так... Жизнь вспоминаю.

- Ну вот что, давай-ка чаю пить.

Принесёт Мила чашки, варенье да печенья, столик подвинет ближе и сама тут же пристроится. Потечёт у них разговор задушевный, повеселеет бабушка, и Миле спокойно.

Но с каждым днём всё больше бабушка слабела, всё чаще молчала, да думала о чём-то, глядя в окно, за которым стоял старый колодец. Выкопал его тоже Савелий, муж её, тогда же, когда и избу поднимали. Теперь-то уж не пользовались им, вода в избе была нынче, все удобства. Но засыпать колодец не стали, на добрую память о прадедушке оставили.

И вот в один из весенних дней, когда приближался самый великий из праздников - День Победы, подозвала баба Маня правнучку к себе и рукой на стул указала, садись, мол. Присела Мила.

- Что ты, бабонька? Хочешь чего? Может кашки сварить?

Помотала баба Маня головой, не хочу, мол, слушай.

- Праздник скоро, - с придыханием начала баба Маня, - Ты знаешь, Мила, что для меня нет его важнее, других праздников я и не признаю, окромя него. Так вот, вчерась Савонька ко мне приходил. Да молчи, молчи, мне и так тяжело говорить-то, болит в груди, давит чего-то. Приходил молодой, такой каким на фронт уходил. Скоро, бает, увидимся, Манюша. Знать недолго мне осталось.

И вот что хочу я тебе поведать, Милочка, ты слушай внимательно. Никому в жизни я этой истории не рассказывала доселе. А теперь не могу молчать, не хочу я, Милочка, с собой эту тяжесть уносить. Не даёт она мне покоя. Вот как дело, значит, было...

У Савелия в лесу заимка была, охотился он там бывало, ну и избушка небольшая имелась. Как на войну я сына да мужа проводила, так и сама научилась на зайцев да на птиц силки ставить. Уходила в лес с утра, в избушке всё необходимое хранила для разделки, а на другой день проверять силки ходила.

И вот однажды прихожу я как обычно к избушке, захожу, и чую - есть кто-то там. Ой, испужалась я до чего! Может беглый какой, дезертир. Тогда были и такие. А то вдруг медведь, а у меня ничего с собой и нет. Нащупала я в углу избы лопату, выставила её вперёд себя да пошла тихонько в тот тёмный угол, где копошилось что-то.

Вижу, тёмное что-то, грязное, а оконце в избе махонькое, да и то света почти не пропускает, под самым потолком оно. Замахнулась я лопатой-то, и тут гляжу, а это человек. Ба, думаю, чуть не убила, а самой страшно, кто ж такой он. Может из наших партизан кто?

- Ты кто такой? - спрашиваю я у него.

Молчит.

- Кто такой, я тебе говорю? - а сама снова лопату подняла и замахнулась.

А он в угол зажался, голову руками прикрывает. Вижу, руки у него все чёрные, в крови что ли. И лицо не лучше.

- А ну, - говорю, - Вылазь на свет Божий.

Он, как сидел, так и пополз к выходу, а сам всё молчит. И вот вышли мы так за дверь и вижу я, Господи помилуй, да это ж никак немец? Откуда ему тут взяться? А молоденький сам, мальчишка совсем, волосы светлые, белые почти, как у нашего Витюши, глаза голубые, худой, раненый. Стою я так напротив него и одна мысль в голове:

- Прикончить его тут же, врага проклятого.

А у самой защемило что-то на сердце, не смогу. Годков-то ему и двадцати нет поди, ровно как и моему сыну, который тоже где-то воюет. Ой, Мила, ой, тяжко мне сделалось, в глазах потемнело. А этот вражина-то, значит, сидит, сил нет у него, чтобы встать, и твердит мне на своём варварском наречьи:

- Не убивайт, не убивайт, фрау!

И не смогла я, Мила, ничего ему сделать. Больше того скажу я тебе. Взяла я грех на душу - выхаживать его принялась. Ты понимаешь, а? Мои муж с сыном там на фронте врага бьют, а я тут в тылу выхаживаю его проклятого! А во мне тогда материнское сердце говорило, не могу я этого объяснить тебе, дочка, вот появятся у тебя детушки и может вспомнишь ты свою прабабку старую, дурную, и поймёшь...

Тайком стала я ему носить еды маленько, картошину, да молока кружку. Раны его перевязала. Наказала из избушки носу не казать. Приволокла соломы из дому да тулупчик старенький, ночи уже холодные совсем стояли, осень ведь. Благо ни у кого подозрений не вызвало, что в лес я хожу, я ведь и до того ходила на заимку.

А на душе-то кошки скребут, что я творю? Сдать надо мне его, пойти куда следует.

- Всё, - думаю с вечера, - Завтра же пойду к председательше Клавдии.

А утром встану и не могу, Милка. Не могу, ноги нейдут...

Дни шли, немец болел сильно, горячка была у него, раны гноились. Так я что удумала. В село соседнее пошла, там фельшерица была, выпросила у ей лекарство, мол, дочка вилами руку поранила, надо лечить. И ведь никто не проверил, не узнал истины. А я тому немцу лекарство унесла. Пока ходила эдак-то к нему, говорили мы с ним. Он по нашему сносно балакал, не знаю уж где научился.

Звали его Дитер. И рассказывал он про их хозяйство там, в Германии ихней, про мать с отцом, про младших братьев. Ведь всё как у нас у них. Зачем воевали?... Слушала я его и видела их поля, семью его, как будто вживую. И так мне мать его жалко стало. Ведь она тоже сына проводила, как и я, и не знает где-то он сейчас.

Может и мой Витенька сейчас вот так лежит где-то, раненый, немощный. Может и ему поможет кто-то, как я этому Дитеру помогаю. Ох, Мила, кабы кто узнал тогда, что я делала, так пошла бы я под расстрел. Вот какой грех на мне, доченька. Тряслась я что лист осиновый, а ноги сами шли на заимку.

И вот в один из дней в деревню к нам партизаны пришли. Вот тогда я по-настоящему испугалась. Задками, огородами, вышла я из деревни, да бегом на заимку, в избушку свою.

- Вот что, Дитер, - говорю я своему немцу, - Уходить тебе надо! Иначе и меня с детьми погубишь и сам погибнешь. Что могла, сделала я для тебя, уходи.

А он слабый ещё совсем, жар у его, сунула я ему с собой еды немного да и говорю:

- Сначала я уйду, а потом ты тихонько выходи и уходи, Дитер.

А он глядел на меня, глядел, а потом за пазуху полез. Я аж похолодела вся.

- Ну, - думаю, - Дура ты, Маня, дура, у него ведь оружие есть наверняка. Порешит он тебя сейчас.

А он из-за пазухи достал коробочку, навроде шкатулки махонькой и говорит:

- Смотри, фрау.

И мне показывает. Я ближе подошла, а там бумажка с адресом и фотография.

- Мама, - говорит он мне, и пальцем на женщину тычет, что на фото.

Потом сунул мне в руки эту коробочку и говорит:

- Адрес тут. Когда война закончится, напиши маме. Меня убьют. Не приду домой. А ты напиши, фрау. Мама знать будет.

Взяла я эту коробчонку, а сама думаю, куда деть её, а ну как найдут? Постояли мы с ним друг напротив друга, поглядели. А после, уж не знаю, как это получилось, само как-то вышло, подняла я руку и перекрестила его. А он заревел. Горько так заревел. Руку мою взял и ладонь поцеловал. Развернулась я и побежала оттуда. Бегу, сама ничего от слёз не вижу.

- Ах ты ж , - думаю, - Война проклятая, что ж ты гадина наделала?! Сколько жизней покалечила. Сыновья наши, мальчишки, убивать идут друг друга, вместо того, чтобы хлеб растить, жениться.

Тут слышу, хруст какой-то, ветки хрустят, за кустами мужики показались, и узнала я в них наших, тех, что в деревню пришли недавно.

- Что делать?

И я нож из кармана вытащила, да ногу себе и резанула. Тут и они подошли.

- Что тут делаешь? Чего ревёшь?

- Да на заимку ходила, силки проверяла, да вот в потёмках в избе наткнулась на железку, порезалась, больно уж очень.

- Так чего ты бежишь? Тут перевязать надобно, - говорит один из них и ближе подходит.

- Да я сама, сама, - отвечаю. С головы платок сняла да и перемотала ногу-то.

Ну и бегом от них в деревню. А они дальше, в лес пошли.

Мила слушала прабабушку, раскрыв рот, и забыв про время. Ей казалось, что смотрит она фильм, а не про жизнь настоящую слушает. Неужели всё это с её бабой Маней произошло?

- А дальше что, бабуля? Что с Дитером стало?

- Не знаю, дочка, может и ушёл, а может наши его тогда взяли. Он больно слабый был, вряд ли смог уйти. Да и я тогда выстрелы слышала, когда из леса-то на опушку вышла. Думаю, нет его в живых.

- А что же стало с той шкатулкой? Ты написала его матери?

- Нет, дочка, не написала. Времена тогда были страшные, боялась я. Ну а после, когда много лет прошло, порывалась всё, да думала, а надо ли прошлое бередить? Так и лежит эта шкатулка с тех пор.

- Так она цела? - подскочила Мила, - Я думала, ты уничтожила её.

- Цела, - ответила бабушка, - И спрятала я её на самом видном месте. Долго я думала куда мне её деть, а потом и вспомнила, как мне ещё отец мой говорил, мол хочешь что-то хорошо укрыть - положи на видное место. Вот у колодца я её и закопала ночью. Там много ног ходило, землю быстро утоптали, отполировали даже. А я до сих пор помню, где именно она лежит.

- А покажешь мне?

- Покажу.

В тот же день Мила принялась копать. Было это нелегко. Земля и вправду была отполирована и тверда, словно бетон. Но мало-помалу дело шло, и через какое-то время Мила с трепетом достала на свет , завёрнутую в тряпицу, небольшую деревянную коробочку. Ночью, когда бабушка уже спала, Мила сидела за столом и разглядывала тронутую временем, но всё же довольно хорошо сохранившуюся фотографию женщины средних лет и жёлтый сложенный кусочек бумаги с адресом.

Бабы Мани не стало десятого мая. Она встретила свой последний в жизни Праздник Победы и тихо отошла на заре следующего дня. Душа её теперь была спокойна, ведь она исповедала то, что томило её многие годы. Невыполненное обещание, данное врагу.

Мила нашла Дитера. Невероятно, но он был жив, и все эти годы он помнил фрау Марию, которая спасла ему жизнь. Жил он по тому же адресу, что был указан на клочке бумаги, отданной бабе Мане в том далёком сорок третьем. У него было четверо детей, два сына и две дочери, одну из дочерей он назвал Марией, в честь русской женщины. Милу пригласили в гости и она, немного посомневавшись, всё же поехала. Она увидела вживую и Дитера, и его детей, и внуков.

Теперь над их головами было мирное небо, они были не врагами, но сердца помнили то, что забыть нельзя, чтобы никогда больше не повторилось то, что было. Говорят, что воюют политики, а гибнут простые люди, наверное так оно и есть. Многое минуло с той поры, поросло травой, стало памятью. Наши Герои всегда будут живы в наших сердцах.

А жизнь идёт. И надо жить. И никогда не знаешь, где встретит тебя твоя судьба. Любовь не знает слова "война". Милу она встретила в доме Дитера. Спустя год она вышла замуж за его внука Ральфа. Вышло так, что тогда на лесной глухой заимке её прабабушка Мария решила судьбу своей правнучки.

Автор Елена Воздвиженская

[Olexara]

Как мы вообще выжили? Детям 50-60-70-80-х посвящается!

Если вы были ребенком в 50-е, 60-е, 70-е или 80-е, оглядываясь назад, трудно поверить, что нам удалось дожить до сегодняшнего дня.

В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Поездка на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день была несказанным удовольствием.

Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы не запирались никогда. Мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло придти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас!
Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза. После того, как мы въезжали в колючие кусты несколько раз, мы разбирались с этой проблемой.

Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить.

Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой. Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания.

Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер.

У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом, ведь видиков тоже не было!

Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели.

Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире! Без охраны! Как мы вообще выжили?

Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе. Каждый хоть раз записался на футбол, хоккей или волейбол, но не все попали в команду. Те, кто не попали, научились справляться с разочарованием.

Некоторые ученики не были так сообразительны, как остальные, поэтому они оставались на второй год. Контрольные и экзамены не подразделялись на 10 уровней, и оценки включали 5 баллов теоретически, и 3 балла на самом деле. На переменах мы обливали друг друга водой из старых многоразовых шприцов!

Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям. Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от Ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!?

Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим.

Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики… С их общего согласия… Для их же собственного блага…



На самом деле в мире не семь чудес света, а гораздо больше. Просто мы с вами к ним привыкли и порой даже не замечаем. Ну разве не чудо первое советское средство после бритья? Помните? Кусочки газеты?

А такое чудо, как тюнинг автомобиля Москвич-412? Помните? 5-копеечные монеты по периметру лобового стекла, меховой руль, эпоксидная ручка коробки передач с розочкой и, естественно, милицейская фуражка на заднем стекле.

А резинка от трусов — это же тоже чудо! Ведь она прекрасно держит как трусы, так и колготки и варежки!

Пирожок с повидлом — ну разве не чудо? Никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет!


Еще одно необъяснимое чудо — поднимите, пожалуйста, руки те, у кого был нормальный учитель труда… а не инопланетянин?

А такое чудо, авоська с мясом за форточкой? Помните: полез доставать — пельмени упали!

А вот этот вот чудесный мамин развод: «Я тебе сейчас покупаю, но это тебе на день рождения»?!

Или вот эта волшебная бабушкина фраза на прощание: «Только банки верните!»

А холодильник ЗИЛ помните, вот с такой вот ручкой? Это же однорукий бандит! Дергаешь ручку — сыпятся банки.

А, кстати, что до сих пор лежит в холодильниках на дверце сбоку? Нет, не яйца. И не кетчуп. На дверце сбоку лежат… лекарства!

Бесплатная медицина — это тоже чудо. Врач один, а очереди две — одна по талонам, а вторая по записи. А еще и третья была — «Я только спрошу!»

Да, сколько еще их было, этих чудес света…

Маленькое окошко из кухни в ванную — что там смотреть, объясните?

Обувная ложка-лошадка…

Зубной порошок — чистит как зубы, так и серебро…

Писающий мальчик на двери туалета…

Телевизор «Рубин» — берешь пассатижи и тын-тын-тын!

Плавки с якорьком… помните?!

Молоко в треугольных пакетах!

А вы говорите: «Семь чудес света!»

Мы раньше много чего делали такого, что сейчас и в голову не взбредет делать. Более того, если ты сегодня хоть раз сделаешь то, что тогда делал постоянно — тебя не поймут, а могут и за сумасшедшего принять.



Ну вот, например, помните, автоматы с газированной водой. Там еще был стакан граненый — один на всех. Сегодня никому и в голову не придет пить из общего стакана! (Сегодня его украдут через пять секунд после установки автомата, ровно за три секунды до того, как утащат и сам автомат…) А раньше ведь все пили из этих стаканов… Обычное дело! И ведь никто не боялся подхватить какую-нибудь заразу…

Кстати, эти стаканы использовали для своих дел местные пьяницы. И, представьте себе, вы только представьте это — они ВОЗВРАЩАЛИ стакан на место! Не верите? А тогда — обычное дело!

А еще в городских автобусах были кассы с билетами по 5 копеек. И все честно бросали туда свои кровные и отрывали билет. Совесть — лучший контролер.

А люди, вешающие простыню на стену, выключающие свет и бормочущие что-то себе под нос в темноте? Секта? Нет, обычное дело!

Раньше в каждом доме проходила церемония, которая называлась — задержите дыхание — диафильм! Помните это чудо?! У кого сейчас работает проектор диафильмов?

Дым валит, едкий запах по всей квартире. Дощечка такая с письменами. Что вам представляется? Индийский великий жрец Арамонетригал? На самом деле это вы-жи-га-ние. Обычное дело! Миллионы советских детей выжигали открытки мамам на 8 марта — Мамочка, поздравляю с международным женским днем. Желаю тебе мирного неба над головой, а твоему сыну — велосипед…

А еще все сидели в ванной, причем на опущенном стульчаке, причем в темноте — и светил там только красный фонарь… Догадались? Обычное дело — печатали фотографии. Вся наша жизнь на этих черно-белых фотографиях,отпечатанных собственными руками, а не бездушным дядькой из Кодак…

Ну вы же помните, что такое фиксаж?

Девчонки, а вы помните резиночки? Удивительно, но ни один мальчишка на свете не знает правила этой игры!

А сбор макулатуру в школе? До сих пор мучает вопрос — зачем? А я ведь тогда весь папин архив Playboy туда отнес. И мне ничего за это не было!

Только мама удивлялась, чего это отец стал так придирчиво проверять мои домашние задания?!

Сдал около 40 молочно-кефирных бутылок, чтоб купить 1 жвачку «Laser»… мдя… и ещё была Tip&Top жвачка… А наши кофейные и клубничные вообще не ценились, ибо там не было вкладышей…

А ещё на переменах все играли в игру, переворачивая вкладыши, ударом руки по ним.



А ещё ботинки Скороход, гимн в семь утра, обязательная форма в школе и значок октябрёнка, красивый такой, с молодым Ленином…
Ну про чебуречную у ледового тут уже нет смысла говорить, все её помнят…

А во! Ежедневные очереди в магазинах за хлебом, и в дцать раз длиннее очереди за каким-нибудь сиропом, что выдавался сугубо пропорционально пришедшим за этой покупкой людям. Покупки товаров по талонам в 44ом был даже свой закуток для этого.

А ещё тема. Когда мы приезжали к бабушке в деревню, то всегда шли в магазины. и почему — то там всегда был больше выбор различных товаров…

А ещё куча китайского тряпья с поезда марок типа «Abibas» , «Roobok» и магнитофонов марки «Sany» и «Panasound»

а ещё не было подгузников, новомодных игрушек. Были кожные ремни которые надевали друг на друга и играли в лошадок, белые гольфы в которых ходили в детский сад мальчики и девочки. Были приветливые соседи по лестничной площадке, мамы спокойно отпускали детей гулять, не боясь, что их украдут. И без всяких цивилизационных наворотов из нас вырастили достойное поколение. А самое главное сейчас все, куда то спешат, даже в выходные. А куда? Зачем? Никто не ответит, потому что некогда…спешим…



Да… было время… ))

Да, это мы были такими, а вот такими мы стали:

1. по ошибке, ты печатаешь свой пароль системного доступа на микроволновке

2. у тебя список из 15 номеров, чтобы связаться со своей семьей, которая состоит из 3 человек

3. ты отправляешь e-mail своему коллеге, что сидит в соседней комнате

4.ты потерял контакт со своими друзьями или семьей, потому что у них нет адреса электронной почты

5. после рабочего дня ты возвращаешься домой и отвечаешь по телефону так, словно ты еще на работе

7. ты впадаешь в состояние паники, если вышел из дома без мобильного телефона и ты возвращаешься за ним

8. ты просыпаешься утром и первая вещь, которую ты делаешь — подсоединяешься к Интернет, даже до того, как выпьешь кофе

9. ты склоняешь голову на бок, чтобы улыбнуться : — )

10. сейчас ты читаешь этот текст, ты с ним согласен и улыбаешься

11. еще хуже, ты уже знаешь, кому ты перешлешь это сообщение

12. ты слишком увлечен, чтобы заметить, что номер 6 в этом списке отсутствует

13. тебе понадобилась лишь секунда, чтобы пробежать еще раз по Сообщению и убедиться, что номера 6 действительно нет.

[Olexara]

Неудачная шуточка.

Помню, судили одну прапорщицу за причинение смерти по неосторожности своему супругу…
При оглашении обвинительного заключения стоял гомерический смех, судья прикрывался томом уголовного дела и только прокурор (ему по статусу не положено веселиться при оглашении того, в чем подсудимого обвиняют от лица государства) просто лицом превращался в раскаленный банный булыжник…
Суть дела в том, что муж прапорщицы изрядно пил…
Пил все что горит, в неимоверных количествах, его часто приносили домой, часто находили недошедшим до дома.
Но самое поганое было то, что у него от обильных возлияний был сильнейший похмельный сидром. Прапорщица боролась, как могла, и в одно такое похмельное утро она сказала супругу: «Еще раз напьешься — убью…»
На навязчиво зависимого алкоголика ее слова не произвели никакого впечатления, и к вечеру его принесли сослуживцы и сбросили на кровать.
Он очнулся привязанный к кровати, прикрытый одеялом. Над ним стояла стокилограммовая супруга с топором в руках. Она сказала ему:
«Я тебя предупреждала? Вот и не обижайся!»
Накинула ему на лицо одеяло и…. Ударила, что было дури, его ВАЛЕНКОМ по голове…
Откинув одеяло, она поняла, что супруг не дышит…
Побежала за врачом, все рассказала.
Констатировали смерть от «разрыва сердца»…
Прапорщицу оправдали…
Суд не усмотрел в ее действиях состава преступления…
Но, говорят, в гарнизоне статистика неявки военнослужащих на службу в следствии запоев снизилась втрое.

[Olexara]

Москва. Зима. Снег. Мальчик игpает в футбол. Вдpуг — звон pазбитого стекла. Выбегает двоpник, суpовый русский двоpник с метлой и гонится за мальчиком. Мальчик бежит от него и думает: "Зачем, зачем это все? Зачем весь этот имидж уличного мальчишки, весь этот футбол, все эти дpузья? Зачем??? Я уже сделал все уpоки, почему я не сижу дома на диване и не читаю книжку моего любимого писателя Эpнеста Хемингуэя?"

Гавана. Эpнест Хемингуэй сидит в своем кабинете на загоpодной вилле, дописывает очеpедной pоман и думает:

"Зачем, зачем это все? Как все это надоело, эта Куба, эти пляжи, бананы, сахаpный тpостник, эта жаpа, эти кубинцы!!! Почему я не в Паpиже, не сижу со своим лучшим дpугом Андpе Моpуа в обществе двух пpелестных куpтизанок, попивая утpенний апеpитив и
беседуя о смысле жизни?"

Паpиж. Андpе Моpуа в своей спальной, поглаживая по бедpу пpелестную куpтизанку и попивая свой утpенний апеpитив, думает: "Зачем, зачем это все? Как надоел этот Паpиж, эти гpубые фpанцузы, эти тупые куpтизанки, эта Эйфелева башня, с котоpой тебе плюют на голову! Почему я не в Москве, где холод и снег, не сижу со своим лучшим дpугом Андpеем Платоновым за стаканом pусской водки и не беседую с ним о смысле жизни?"

Москва. Холод. Снег. Андpей Платонов. В ушанке. В валенках. С метлой. Гонится за мальчиком и думает: "bля, догоню — убью нах*й!"©️

[Olexara]

__________________________________________________ ____________________________________________

[Olexara]

__________________________________________________ _____________

[Olexara]

Как-то большой компанией мы сидели в гостях у наших друзей, попивали вискарик. Ну и как обычно, не хватило, время уже к девяти. Хозяин дома Саша срочно был послан в супермаркет за добавкой, а жена ему ещё и мусор дала, чтобы по пути выбросил. Саня у нас парень немаленький.
Плечи широкие, морда здоровая...
Подходит он к помойке, выкидывать мусор, а там тщедушный мужичок в рванье
ковыряется. И так Сане стало неудобно, что в кризис он висками всякими балуется и балыком закусывает, в то время, когда люди на помойке еду ищут...
Решил он дядьку накормить.
О чем ему и сообщил. Дядя смущённо отнекивался, благодарил и пятился от
нашего Саши. Но от Саши так просто не отделаться. Со словами "Хорош сиськи
мять, бьют - беги, дают - бери" он потащил бомжа в магазин.
Там, купив алкоголь, закупил и подарок бедному дядьке. Вареной колбасы, пива, хлеба, каких-то консервов - короче, продуктовый набор.
С чувством исполненного долга наш товарищ расстался с мужичком, на прощание потрепав его по загривку, выдав что-то типа "Не дрейфь, прорвемся" пошёл к нам.
Далее было утро. Саша прогревал свой Рено, прыгая возле него от холода и завидуя Лексусу с автоматическим дистанционным прогревом, который тихонечко прогревался на соседнем месте сам. Через минут 15 к Лексусу спустился и хозяин. Тот самый мужичок, которого вчера наш Саня нашёл на
помойке!!!! В хорошем пальто и с часами дороже Сашиной машины!

На логичный Санин вопрос, мужик рассказал свою версию: "Я случайно флешку выбросил с финансовыми документами. Дождался темноты, переоделся и полез в контейнер, искать... А тут ты!"
"А что ж не объяснил-то?"
"Ага, я пытался, так ты меня не слушал! Я испугался, что сейчас по морде получу, решил смириться."

© Грубас

[Olexara]

У Егора Прохорова умерла жена. Так и не оправилась от последних родов. Тут бы горевать и горевать, да пятеро ребят осталось. Старшему, Николке, девять. Илюшке – семь. Близнецам Саньке и Лёшке по четыре. И младшей только три месяца, Алёнке, доченьке долгожданной… Некогда горевать, когда дети есть просят. А уложит всех, полночи сидит в кухне, курит ...

Поначалу Егор сам, как мог, крутился. Ну, свояченица приезжала, помогла чуток. Родных-то у них больше и не было. Хотела забрать Санеьку с Лёшкой, мол, тебе полегче будет. Потом из опеки какой-то что ли, приходили двое. Предлагали всех детей в интернат отдать.

Никого никому Егор отдавать не собирался. Как это – родных детей кому-то отдать? Как и жить-то потом. Трудно, понятно, а что делать? Растут они полегоньку, вот и вырастут.

Как мог, сам стирал, убирал, готовил, в огороде копался. У старших когда и уроки проверить успевал. С Алёнкой больше всех хлопот было, понятно. Ну, тут уже и Колька с Илюхой где, да помогут. Да и сестра патронажная, Нина Ивановна, часто приходила, заботилась.

Как-то раз она пообещала Егору няньку прислать. Всё ж тяжело мужчине с грудным-то ребёнком. Мол, девушка хорошая, труженица. В больнице нянечкой работает. Своих детей, правда, нет, не замужняя пока. А братьев-сестёр растить помогала, из большой семьи она, из соседней деревеньки.

Так и появилась у них в хате Нюся. Невысокая, крепкая, круглолицая, с немодной косой по пояс. И – молчаливая. Лишнего слова не скажет. А только всё переменилось в хате у Прохоровых. И хата заблестела - всё отмыла, отчистила. Одежонку и детскую, и Егорову перештопала, перестирала. И за Алёнкой успевала приглядеть, и наварить-нажарить.

В школе и в детском саду сразу перемены заметили. Дети чистые, опрятные, пуговицы уже не пришиты чёрной ниткой по белому, локти не драные.

Как-то заболела Алёнка, затемпературила. Врачиха сказала, поправится, главное – уход. Так она ночи просиживала рядом, сама ни разу не прилегла. Выходила девчушку.

И незаметно как-то и осталась в доме у Егора… Младшие уж мамой стали звать, соскучились по ласке материнской. А Нюся на ласку не скупилась. И похвалит, и по головке погладит. И обнимет. Как же, дети всё ж…

Старшие, Николка с Илюшкой, сначала дичились, никак не называли. А потом просто
Нюсей стали звать. Ни няня там, ни мама, - просто Нюся.Чтобы, значит, помнить, что своя мамка у них была… Да и по возрасту она им в матери с натяжкой годилась.

Родные-то Нюсины против были. «Куда такую ораву себе на шею вешаешь? Парней мало в селе?»
«Парни-то есть, - отвечала, - да я Егора жалею…. И ребятишки привыкли, что уж теперь искать-то…»

Так и жили. Пятнадцать годков незаметно пролетело… Дети учились, росли. Ну, не всё гладко - бывало, что и нашкодят, нахулиганничают. Егор гневался, за ремень хватался. А Нюся его одёргивала, мол, погоди отец, сперва разобраться надобно… И поругает, и пожалеет, бывало. Да, никто её Нюсей на селе уж и не звал. А Анной Васильевной величали, уважали.

Николка к этому году уж женат был, первенца ждали. Жили молодые отдельно, Николай в совхозе работал. Да не последним механизатором был, что ни год – то грамота, то премия, вот как. Илюшка в городе институт оканчивал, им Нюся особенно гордилась - инженером будет сынок-то!

Санька с Лёшкой весной из армии вернулись, в техникум поступать задумали, только вот спорили – в какой. Всё вместе делали - и озоровали в детстве, и горой друг за дружку стояли, если что.

Алёнушка в девятый класс перешла, тоже гордость Нюсина. И петь, и плясать мастерица, ни один праздник без неё не обходится.
А Егор уж в который раз думал, как хорошо ему Нина Ивановна жену выбрала…

Этим летом как-то почувствовала Нюся, что что-то не так с её организмом, что-то неладно. Век не болела, а то вдруг в глазах потемнеет, затошнит… Егора с его куревом стала из хаты на крыльцо гнать, плохо ей становилось. Сначала думала – пройдёт, ан нет. Пришлось-таки к доктору идти.

Домой вернулась тихая и задумчивая. От Егоровых вопросов отмахнулась, да ерунда, мол, всё в порядке.

А только вечером, когда уснули все, позвала Егора на крыльцо.
- Сядь, отец, поговорить надо… Знаешь, что мне доктор сказал? Ребёнок у меня будет… Поздно уж что-то делать, рожать надо…
Сказала и руками лицо закрыла. – Стыдоба-то, вот стыдоба…

Егор, так просто опешил от такого известия. Столько лет не было детей и – надо ж!
- Да какая стыдоба, мать, - аж сигарету свою отбросил, так и не прикурив. - Старшие вон все уж почти разбежались, вдвоем, что ль, останемся? Нееет, природа правильно всё расставила! Значит, готовиться будем!
- Как детям-то сказать? Скажут, старуха уже, а туда же…
- Да какая ж ты старуха? Тридцать девять, разве ж годы?
- Ой, прямо не знаю, что делать, что делать… Стыдоба…
- Ладно. Сам скажу. Завтра и скажу, Как раз все соберутся.

И сказал. Как только за столом собрались, так и сказал. Что, мол, ребята мои хорошие, скоро у вас ещё брат будет. Или сестра. Вот так.
Нюся голову опустила, в тарелке будто что высматривала, покраснела аж до слёз…

Николка, который по случаю воскресного дня с молодой женой у них гостил, только хохотнул.
- Здорово, мать! Молодец! Вот вместе с моей и рожайте! Им, детишкам, вдвоём сподручнее будет расти!

Санька тоже обрадовался: - Давай мам! Ещё братишку!
А Лёшка возразил: - Не… Девочку. А то парней у нас много, а девчонка одна. Разбаловали принцессу…

Алёнка тоько зыркнула на Лёшку.
- Разбаловали… Ты, что ли баловал? Конечно, девочку, мам! Я ей банты буду повязыавть, платья купим красивые!- захлебнулась восторгом.

-Платья… Что она тебе кукла? – вступил в разговор Илюшка. – Ребёнка ещё и воспитывать нужно, - назидательно произнёс он.
-Воспитаем, - с расстановкой сказал Егор. – Плохо, поди, вас воспитали? Вот, то-то…

А Нюся всё равно стеснялась и прикрывала растущий живот, когда платком, когда в жару плащ накинет, вроде прохладно ей.

Положенные месяцы прошли незаметно. Уже порадовались первенцу Николкиному, мальчик! Илюшка уехал доучиваться в свой институт, каникулы окончились. Санька с Лёшкой тоже уехали – поступили в сельскохозяйственный техникум.

И у Алёнки начался учебный год. Тихо стало в хате, пусто. Алёнка то в школе, то у подружек. Уже и парнишка какой-то её провожать стал с танцев воскресных.
Нюся не спала, поджидала Алёнку. И вдруг боль… Такая резкая, что в глазах потемнело.
- Егор, - слабо позвала она, - Егор, кажется… началось…
Побледнел тот, ноги в башмаки сразу и не попали.
- Ты, погоди, мать, я сейчас, сейчас… Скорую давай! - крикнул вошедшей Алёнке. Та сразу поняла, в двери выскочила.
Через две минуты в дом ворвалась.
- Мам, сейчас Толик отвезёт тебя, машину у отца попросит, подожди!
«Толик, значит…», - подумала она и снова резкая боль схватила внизу живота…
- Ой, мамочка! Да что же это!
Через ещё пять минут, вошёл парнишка, что провожал Алёнку
- Батя сам отвезёт, - сказал Алёнке. - Поедешь?
- Я поеду, - сорвал куртку с вешалки Егор. – Не бойся, Нюсь, я с тобой…

Всю ночь Егор сидел на крыльце районного роддома и дымил одну за другой. Наутро двери открылись, вышла немолодая нянечка.
- Сидишь, папаша? Куришь? Теперь курить-то пореже придётся… Первый у тебя что ли?
- Пятеро у меня, - глухо сказал Егор.
- У! Да ты богач! Только не пятеро, а семеро! Двойню твоя красавица принесла!
- Д…войню? – заикаясь, переспросил Егор.
- Малец и девчушка! Малец крикливый, - засмеялась она. – А девчушка красавица!
Ты иди домой-то, папаша. Завтра приходи. Она у нас ещё полежит маленько. Детишки вес должны набрать. Да, принеси чего надо. Тебе любая скажет, понял?
- Ага, - кивнул головой ошарашенный Егор.

На выписку вся семья собралась. По такому случаю и все три студента отпросились с занятий, приехали. Нянька торжественно вынесла два свёртка, перевязанных один синей лентой, другой розовой. Сзади шла смущённая Нюся.
Егор принял один свёрток, а второй и не знал, как взять.
- По двое-то несподручно… Забыл уж как, - смутился он тоже.

Второй свёрток принял Николай: – Давай, батя… Мне-то уж не впервой!
- Ой, какая хорошенькая! – заглянула в конверт Алёнка. – Сестричка, моя красавица!
Вручив няньке цветы и торт (как положено), разговаривая о своём, все двинулись к совхозному автобусу – директор совхоза выделил. Раз такое дело!
- Ну, мать, всем угодила! – улыбнулся Николай.

А Нюся держала на руках один из свёртков и тихо улыбалась своим мыслям. Детей, она, даст Бог, воспитает хороших… Она глянула в сторону Егора, который держал на руках второй сверток. «Мы воспитаем, - поправила она себя, - конечно, мы…»

- Ребята, - повернулась она к детям, - а назовём-то их как?…
И все сразу стали предлагать свои имена, чем-то близкие им, чем-то нравящиеся или связанные с кем-то…

А водитель автобуса, дружок Егора, слушая весёлый гомон за спиной, думал, что вот и не родная она им, этим пятерым… А разве скажешь…

[Olexara]

Сижу вчера дома. Типичный вечер 35-летней женщины. Сорок кошек не радуют, хотела связать носки, да спустила петлю. Дай, думаю, выйду на улицу, прогуляюсь. Дошла до качелей во дворе и так захотелось вдруг покачаться! Подумала: а почему бы и нет? Все равно вокруг никого, никто не станет свидетелем моего позора. Сижу, раскачиваюсь. Вдруг слышу: сзади кто-то шуршит.

- Вась, ну раскачай меня! раздается женский голос.

- Ты уверена, что это удобно?

- Уверена, Вась. Тут никого нет, только девушка, но она сама качается.

С этими словами на качели рядом со мной уселась сухонькая старушка в плаще. Ее спутник, аккуратный старичок с приятным голосом, придал ускорение качелям, и дело пошло. Теперь мы раскачивались вдвоем, а старичок стоял рядом. Старушка радовалась, как девочка, даже чуть не повизгивала от восторга, а старичок посмеивался тихонько, но тоже радостно.

Подустав, я спрыгнула с качелей и пошла домой, а мысли все были об этой паре. Они вроде бы не сделали ничего особенного, но почему-то мне так хорошо стало на душе. От этой нашей общей веселой тайны. От того, что они такие позитивные, дружные, легкие. От того, что в голосах их слышалась нерастерянная за долгие годы любовь. От того, что им до сих пор хорошо вместе

Голоса их становились все глуше, но успела различить еще несколько слов.

- Интересно, девушка не подумала ничего плохого?

- Это она еще не видела, как мы с тобой нашли самокат

Морена Морана

[Tati Tishmann]

Стиралка стирает, пылесос катается пылесосит, ляпота

Мои куда-то смылись, сижу одна с котами и обожаю такие моменты.
Пить чай с плюшками и читать Олешкины рассказики в это теме

[Olexara]

Сообщение от Tati Tishmann

Стиралка стирает, пылесос катается пылесосит, ляпота

Ещё посудомойка сама посуду моет…
хорошо, если бы ещё коты за собой горшки убирали.
Спасибо, Татишка, что читаешь.

[Olexara]

МУХА

Мужчина зашел домой и ахнул…
Полгода назад ему подарили маленького котёнка, которого назвали Пулей. Племянница, иногда приезжавшая к нему в гости с семьёй, нашла малыша на улице. И, передавая из рук в руки, сказала:
— Ты живёшь один. Всё никак себе пару не найдёшь. Работа у тебя нервная. Водитель автобуса. Придёшь домой, а тут тебе рады. Кошки — они уют создают и покой…

О как! Он и поверил. А что, думает. Может, и правда. Приходишь домой, весь издёрганный пассажирами и водителями, не желающими уступать дорогу, а тут тебе — лежит спокойно на диванчике. Мяукает и мурлыкает. Радуется, на руки лезет и гладиться хочет.
Ну, вы, конечно, понимаете, дамы и господа, это он по неопытности так думал. Кот не оправдал его ожиданий. И из послушного и приятного малыша превратился в подростка-егозу. Сидеть на руках и гладиться он не любил, а вот баловаться… Сколько угодно!

По неопытности мужчина купил мухобойку, которой лупил мух. Маленьких вёртких или огромных, называемых почему-то навозными.
И следил Пулька за мужчиной, бьющим мух наотмашь, очень внимательно. Запоминал, наверное, информацию собирал. И однажды решил угодить своему человеку. И угодил…
Ну, так вот, вернёмся к тому моменту, с которого начали.

***
Мужчина вошел в дом и ахнул. Ничего! Ровным счетом ничего больше не лежало и не стояло в его квартире. Разгром был такой, что можно было предположить то, что две банды гангстеров устроили специально у него дома разборку и орудовали они… битами!
Стулья были опрокинуты. Вазы, стаканы и вообще всё, что стояло или лежало на столе, подоконниках и тумбочках, теперь покрывало пол, равномерно распределив осколки стекла, глины и пластмассы…
Шторы напоминали полоски юбки какой-нибудь модницы, а на кухне... Кетчуп перетекал в солёные помидоры и варенье. Тут же аккуратными горками были рассыпаны соль, сахар и перец. Вилки и ложки валялись кучками. Шторы на кухне были оборваны вместе с палками и лежали во всём этом роскошестве, а на совершенно пустом обеденном столе…

Сидел очень довольный Пуля, и перед ним находилась муха. Огромная, как самолёт. Пуля смотрел на человека глазами победителя и довольно урчал.
Ну, сейчас! Сейчас человек похвалит его. Целый день, не покладая лап и не жалея усилий, он носился по квартире, ловя эту наглую муху. Устал ужасно, но поймал! И теперь может предъявить её и получить вполне заслуженную награду.
От таких приятных мыслей Пулька аж лапами стал перебирать.
Мужчина поднял стул и опустился на него. Он не знал, что делать сначала. Убирать, ужинать или ругать Пулю, но долго раздумывать ему не пришлось. Потому что в дверь позвонили. Он поднялся и, пройдя в прихожую, открыл. Теперь его изумление стало ещё больше.

В коридоре стояли трое полицейских, а за ними — человек десять соседей. Полицейские держали руки на рукоятках пистолетов.
— Нам позвонили… — начал один из них.
— Много раз, — добавил другой. — И сказали, что у вас в квартире происходит что-то очень плохое. Падает мебель и бьются тарелки. И доносится страшный визг и вой. Не могли бы вы позволить нам пройти в квартиру и убедиться, что всё в порядке, а вы… на всякий случай... поднимите руки, пожалуйста, скрестите их на голове и отойдите в дальний угол комнаты.
Соседи смотрели на мужчину со страхом и осуждением.
— А-а-а-а… Вот оно что, — сказал мужчина. И продолжил: — Проходите пожалуйста!
Он отошел в дальний угол комнаты и скрестил руки на голове.

Полицейские ходили по квартире, наблюдая страшный разгром и что-то искали, переходя из комнаты в комнату.
— Что вы ищете? — поинтересовался мужчина.
— Тело, — ответил один из полицейских. — И ваше объяснение произошедшего.
— Ах, тело! Тело я вам сейчас предъявлю, — согласился мужчина.
Полицейские мгновенно насторожились и опустили руки на рукоятки пистолетов. Осторожно, по стенке, стараясь не совершать резких движений, мужчина прошел к кухне. И, распахнув двери, сделал широкий жест.
— Пожалуйста! — сказал он. — Вот тело.

Полицейские, оттолкнув его в сторону, ввалились в кухню.
Тело сидело на столе и нагло улыбалось. Телу нравилось внимание. А перед ним лежала муха.
Несколько секунд в комнате царила тишина, пока полицейские приходили в себя и осматривались. А потом в их глазах начало проясняться. Первым засмеялся тот, который начал разговор, а следом за ним прорвало и остальных.
Они хохотали и не могли остановиться, а Пуля смотрел на них и на мужчину победным взглядом, как бы говоря: «Ну вот. Ты видишь? Все довольны. А это значит, что не зря я старался!».
Потом полицейские ещё полчаса фотографировались с мухой и Пулей на руках на фоне устроенного им разгрома. Все смеялись и были очень довольны. Больше всех был доволен кот. Ещё бы! Все по достоинству оценили его старания.

***
Когда полиция и соседи ушли, мужчина опять присел на стул.
— Я вам помогу, — услышал он голос и повернулся.
Рядом стояла женщина с первого этажа.
— У меня выходной сегодня, — сказала она и улыбнулась. — Вы сами провозитесь до ночи, а вместе мы быстренько справимся.
— Мне так неудобно напрягать вас, — смутился мужчина.
— Что вы! — улыбнулась ему в ответ женщина. — Всё нормально. Мне всё равно нечего делать. Я одна. Никого у меня нет. Только мама. У неё квартира недалеко. А вы будете как-нибудь наказывать этого паршивца, ну, или хотя бы ругать? — спросила она и кивнула на Пулю.
Тот сидел на столе в кухне и гонял правой лапой жирную муху.
— Что ж, ругать… — вздохнул мужчина. — Сейчас поругаю...

Он встал и, подойдя к Пуле, взял его на руки:
— Ты же гадкий какой-то паршивец! Разве можно так делать? Нет. Нельзя.
Пуля перебирал лапами — папа ругал его. Причем так красиво и ласково, что удержаться было невозможно и он, потянувшись вверх, лизнул своего человека прямо в левую щеку, а мужчина… Поцеловал его в нос.
— Ну и славно. Вот и молодец, — сказал он Пуле. — Значит, всё правильно понял. Чтобы больше такого не делал.

И опустил кота на пол. Пуля задрал хвост и пошел тереться о ноги женщины. Та смеялась.
— Как вы красиво его отругали, — усмехнулась она. — А почему я вас раньше не замечала?
— Не знаю, — ответил мужчина. — Может, потому, что я раньше несчастным был, а теперь, как у меня Пуля появился, сразу счастья прибавилось.
И он рукой показал на разгром, устроенный котом.

Женщина набрала телефон знакомого мастера, и назавтра мужчине поставили прочную мелкую сетку на все окна. И Пуля теперь мог свободно лежать на подоконнике и смотреть на птичек и больших жирных мух.
А женщина и мужчина убрали весь беспорядок, вынесли и выбросили всю разбитую посуду, помыли пол, сняли порванные шторы. И поехали по магазинам выбирать новые.
Вернулись они к вечеру, мужчина накупил всякой закуски и очень вкусный тортик. И бутылку шампанского. Ну, вы понимаете, дамы и господа. Чтобы отпраздновать новоселье. В старую квартиру. Вместе с женщиной.
Они сидели за столом в кухне, ели, пили и говорили. И им было хорошо, а особенно хорошо было Пуле. Он лежал на коленях женщины и замышлял... новую помощь папе.

***
В общем, всё закончилось отлично. И Пуля, разумеется, отчаянно помогает двоим. Папе и новой маме. Которая пришла в их квартиру единственно потому, что нашла его, Пулю. И признала в нём своего родненького котю.
И папа с мамой теперь вместе устраняют последствия его помощи.
А что же вы себе думаете?
А как иначе?
А иначе никак.

Олег Бондаренко

[Olexara]

- Ма-ам! Ну, мa-aм, можнo мнe с дeвочками на горку?
- Какую горку? y тeбя гopло!
- Ма-ам! Я штaны с начёcoм надeну!
✨
Штaны с нaчёсом - это жертва, и большая. Между этими штанами и мoим горлoм cyществует таинственная связь, понятная только маме. Вот и сегодня штaны с начёсом действуют безотказно - мама устало мaшет рукoй:

- Иди! Заболеешь - пеняй на себя!

Бyду! Буду пенять на себя! Быстрей, ещё быстрей, ведь мама всегда так запросто может передумать! Где эти проклятые штаны с начёсом? Запихив8аю их в валенки, под шапку положено ешё и платочек повязывать, обойдёмся без платочка, пальтишко старенькое, синее в белую клеточку, шарф, варежки - я готова! Но мама выходит в прихожую, придирчиво осматривает меня и вносит некоторые дополнения. Первым делом штаны, обязательно ей надо, чтобы поверх валенок. В глубине дyши я соглашаюсь, что да, так лучше - снег в валенки не набьётся, но некрасиво же, в другое время можно было бы и поспорить, но не тепepь, платочек под шапку - тоже согласна, шарф потуже. Кажется вcё!

- Недолго! И поостоpoжней там!
- Мы с Санькой и с Кoлькой Сидориным идём. Они за нас головой отвечают, им так Ларискина мама велела.
- Головой отвечают! Онa у них есть - голова-то? Сорванцы!
- Ну, я пошла, мaм!
- Замёрзнешь - cpазу домой! - кричит мама мне вдогонку.

Но я её уже не cлышу, я хохочу безо всякой на то причины, просто потому что хохочут Маринка и Лариска, просто потому что мы идём кататься с горки, и потому что снег белый-белый, небо синее-синее, и над всем этим великолепием сияет усталое зимнее солнышко.

Гора большая, её никто не строил, она сама по себе. На самом верху какие-то старые сараи, а спуск прямо на пустырь, там машины не ездят, можно кататься сколько хочешь - не страшно. Ребятишек - как муравьёв! Кто на санках, кто на картонках, а кто и просто так - на пузе и на чём придётся. У нас картонки - Санька нашёл и разодрал какую-то коробку, всем хватило.

Счастливая Маринка - повезло ей с братом! С Санькой не пропадёшь, они с Колькой Сидориным и здесь самые главные смельчаки - несутся с горы прямо на ногах, только снежная пыль столбом!

А мы тоже смелые, мы тоже не боимся! Лариска, правда, когда её подтолкнули, чтобы быстрее exала, как завизжит! Санька уши зажал и говopит:

- Будeте так орать, я вас живо домой отведу!

Но мы всё равно визжали и хохотали, потому что невозможно же удержaться-то. Ведь снег летит прямо в глаза, ветер так и свищет, и что-то такoe в самой серёдке ухает куда-то вниз, в самые пятки! Рраз - и носом пpямо в сугроб, и нисколько небольно, наоборот, щекотно и веселo!

А Кoлька приволок большущую фанерку, просто огромную, и мы покaтились все вместе, и внизу у нас получилась настоящая куча-мала, потoм мы долго искали в снегу Маринкин шарф и мои варежки.
А кoгда нашли, то катались уже без мальчишек - они куда-то пропали.

- Девочки, где же Санька-то? - Маринка таращила на нас голубые глазищи, и кажется готова была зареветь.
- Ой! А вон они, на крыше!
- Бежим скорей! Они там прыгают, а мы и не видим!

Под сараями намело большой сугроб, и Санька с Колькой в этот сугроб прыгали с крыши. Вот смелые-то! Высота-то какая! Может и нам попробовать? Мы уже начали было канючить, что это нечестно, сами-то прыгают, мы тоже хотим по разочку прыгнуть.

Но они нас и слушать не стали, а Санька и говорит:
- Это что! Так каждый дурак может, а вот я ceйчас прыгну вниз головой, как в кино, видaл?
- Слабо! - говopит Колька.
- Слабо?! Эх ты! Смoтри!

И Санька прыгнул. Он вошёл в сугроб ровно по пояс. Ноги его в больших чёрных валенках свечками торчали из сугроба и двигались как тараканьи усы. Нечего было и думать, что он сам из этого сугроба когда-нибудь выберется!

- А вдруг он там задохнётся? - говорит Лариска.
- Ой! Девочки, скорей! Ой, Санечка, потерпи, не задыхайся пока! - Маринка размазывает по мордахе слёзы и бросается разгребать сугроб.

Снег летит во все стороны, мы откапываем Саньку руками, ногами, кричим:

- Колька, тяни! - Колька тянет его за ноги и командует:
- А ну, ещё быстрей! А ну, поднажали!

И вот он, Санька, наконец, на свободе! Глаза у него вытаращены, он очумело вертит головой и несколько минут не может сказать ни слова. Снег у него во рту, в ушах, в носу, везде.

Санька отплёвывается, откашливается, сморкается, встаёт и сипло говорит:
- Пошли домой!
- Чуть голову себе не сломал! Я всё про тебя маме расскажу! - дрожащим от недавних слёз голоском говорит Маринка.
- Ты же за нас головой отвечаешь! А если бы сломал? Чем бы тогда отвечал? - возмущается Лариска.

Но Санька не обращает внимания на такие дремучие вопросы, он уже опять взял руль над нашей командой:
- Будете ябедничать - сидите дома! - и мы примолкаем, мы согласны, мы не будем ябедничать.

Медленно, едва переставляя ноги, бредём сквозь синие зимние сумерки. Уже и фонари зажглись, и на снег ложатся длинные фиолетовые тени. День-то пролетел, оказывается, а мы и не заметили!

Во дворе приходится долго отряхиваться от снега. Девчонкам хорошо - у них штаны начёсом внутрь, они легко от снега отчищаются, а мои начёсом вверх, и они все в маленьких льдышках, их одно мученье чистить. Девчонки хотели мне помочь, но тут вышел Ларискин папа, дядя Жора, подхватил Лариску на руки, поцеловал в пунцовые от мороза щёки:

- Ух, ягодка моя! Снегирёк мой ненаглядный!

Лариска из-за его плеча помахала мне и Маринке на прощанье рукой, и они скрылись в парадном.

А дома мама меня поругала за то, что я вся в снегу явилась, но это она так, понарошку. И вот штаны мои, варежки и валенки сушатся. Я сижу за столом, ем жареную картошку, запиваю тёплым молоком и, звучно шмыгая носом, рассказываю маме, как здорово было на горке. Но язык отчего-то начинает заплетаться, глаза слипаются, похоже, мама сейчас отправит меня спать. Пойду-ка я лучше к папе.

Я забираюсь на диван, к папе подмышку:
- Расскажи мне сказку, - прошу я.
- Про липовую ногу?
- Ага, ты же всё-равно других не знаешь.

Папа смеётся и начинает:
- Жили-были дед и баба. Пошёл раз дед на охоту ..

Сквозь дрёму я ещё слышу:
- Все по сё-ёлам спят, по дере-евням cпят, одна-а баба не спит, на мо-оёй шкуре cидит, мою шё-ёрстку прядёт, мoю но-огу варит. Приду и деда с бабой съeм! "

Но мне ужe безразлична судьба деда с бабой. Я не слышу, как меня раздевают, yкладывают в постель - я сплю.

И, пожалуйстa, можете смотреть свой хоккей и кричать, что есть мочи: "Го-о-ол! ", мoжете встречать гостей и включать погромче радиолу, можете смeяться, пить вино, танцевать и петь про то, как "жил да был чёрный кoт". Пожалуйста! Я не проснусь! Я набираюсь сил, чтобы жить дальшe.

Автop: Любoвь Алaферова