Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

Друзья мои, давайте правду говорить, что мы мало, недостаточно часто говорим о наших героях, о тех подвигах,
которые они совершают.

Представляю вашему вниманию очерк об одном из забайкальских героев специальной военной операции – Павле Кочеве, который отдал свою жизнь ради спасения боевых товарищей.

Текст написан читинским автором Валентиной Борисовной Корниловой. Настоятельно рекомендую уделить 15 минут времени, узнать больше о жизни и подвиге героя, его судьбе, семье и друзьях.

⬇️Читать тут⬇️
https://telegra.ph/ANGEL-PEHOTY-02-06

[Olexara]

Мы будем первым поколением, что не оставит от себя следов.

Мы не оставим своих писем. От себя из юности, когда так остро и неразделённо, а позже понимаешь, что не с тем. Мы не оставим писем от себя постарше, для друзей, с которыми тоскуем по неважным прежде дням. Мы не оставим своих почерков, затертой, мятой, сложенной бумаги, конвертов с адресами, штемпелями, именами тех, кому и от кого.

Мы не оставим фотографий. Они все сгинут в электронной суете. Нам и сейчас уже не вынуть свой фотоальбом, нам и сейчас не надписать на обороте - нету оборотов. Мне негде написать, что это я, а это Женька, это Машка, это мы. Тогда-то, там-то, было хорошо.. Не повертеть в руках, не помолчать, не вспомнить. А как уйдём - не передать другим. Мы не оставим своих лиц. Себя и тех, кто был для нас вселенной, жизнью, мыслью по ночам.

Мы не оставим дневников. Коротких, длинных, умных или нет. Никто не сможет прочитать, в чём были мы и наши дни. Уже мы сами, через время, их не сможем прочитать. Не завели и не продолжили, не вывели в бумагу на печать, ни для себя, ни детям, никому.

Мы будем первыми, кто не оставит от себя следов.
Вся наша жизнь хранится в электронном виде. В компьютерах, которые стареют и горят, на дисках, флешках, серверах каких-то соцсетей, которые пропали если - что тогда?

Не будет мемуаров, дневников, записок, писем, фотографий разных лет. Не будет биографий, почерков, всего, что для кого-то остаётся нитью к нам, ушедшим навсегда. Мы будем первыми, кто растворится без следа.

Привет, эпоха гаджетов, компьютеров и соцсетей.
Ты умудрилась нас стереть.

(Павел Субботин)

[Olexara]

Тридцать лет назад работала я психологом в северном финском городке. Недалеко от полярного круга. Вокруг бескрайние леса, холмы и озера. Еще не тундра, сосны высокие и березы, но все же настоящий север. Народ живет на хуторах и в маленьких селах. От села до села можно ехать час и никого не встретить.
Два раза в месяц я принимала клиентов в самой дальней деревне. Машины у меня не было, приходилось ездить на попутных или на автобусе. Чаще на автобусе – мало кто ездил из деревни, особенно, зимой. Продукты привозил магазин-фургон.
Для приема клиентов мне предоставляли кабинет ветеринара. Сам он давно был на пенсии. Клиентам помещение нравилось, успокаивало и наводило на приятные мысли. На стенах висели старые плакаты с толстыми коровами и козами, похожие на те, что я видела в детстве у бабушки в колхозе: хорошее здоровье и веселое настроение дадут нам пахта и простокваша!
31 декабря я закончила прием раньше обычного — клиенты с утра уже праздновали, так что явился только один, пожилой человек, у которого пришельцы с Юпитера уже лет десять нахально воровали стаканы и ложки, а также отливали бензин – им не хватало на обратный путь. Зимой он себя чувствовал лучше, пришельцы являлись реже, видимо, боялись морозов.
В три часа я уже была свободна, оделась и побежала к шоссе по узкой дорожке между сугробов. Мороз был крепкий. Солнце уже село.
Скоро пришел автобус. Людей в нем было человек десять, все, по финской привычке, сидели по одному, молча, уткнувшись в окна и газеты. Я тоже села у окна. Помню, как я была рада, что скоро приеду домой и успею приготовить новогодний ужин.
Автобус мчался по расчищенной дороге, мимо заснеженных холмов, машин навстречу не попадалось. В то время еще не было мобильных телефонов, так что тишину нарушал только мягкий гул мотора и тихое бормотание радио у шофера. Я рано встала в тот день, поэтому задремала. И не сразу поняла, почему окно вдруг оказалось подо мной. Финны — люди сдержанные, так что никаких криков не было, раздались только несколько сдавленных восклицаний непечатного характера. Радио продолжало тихо играть польку.
Какой-то высокий парень помог мне выбраться, я выпрыгнула из двери в сугроб и сразу провалилась по пояс. Автобус полулежал, упершись в толстенную сосну. Вокруг был темный лес. Над деревьями ярко горели звезды.
Кто-то успокаивал водителя, который явно был не в себе. Он методически стучал кулаком по своей голой голове. Во мне проснулся психолог, я сказала:
— Дайте ему шапку, будет мягче.
Удостоверившись, что никто из нас не пострадал и находится в полном порядке, за исключением некоторого нервного расстройства у водителя, мы решили идти вперед по шоссе и искать людей. Один мужчина сказал, что до ближайшего села километров тридцать, к новому году точно дойдем. Если, конечно, не замерзнем. Мороз крепчал.
Шапку водителя нашли, кто-то дал ему глотнуть из бутылки чего-то полезного для нервов, и мы вскарабкались на шоссе. Оно было совершенно темное. Поэтому мы все сразу увидели впереди огонек. Я и не знала раньше, как это прекрасно — увидеть огонек в темноте.
Дружной толпой мы побежали вперед и через несколько минут оказались перед старым домишком, обшитым темно-красными досками. В оконце горел свет.
Помню, что никто даже не постучал, мы просто открыли дверь и вошли. Из сеней прошли в горницу, пиртти, как ее называют финны. Там за столом с кружкой в руке сидела маленькая старушка. Она изумленно смотрела на нас, как на пришельцев с Юпитера.
Все заговорили разом и стали рассказывать, что случилась авария, что автобус съехал с дороги в кювет, что водитель, кажется, тоже съехал с катушек и нужно позвонить в полицию.
Постепенно до старушки дошло. Она невероятно обрадовалась и бросилась к печке. Достала пирог и трясущимися руками стала наливать в кофейник воду...
К счастью, в доме был телефон. Обычный черный старинный телефон. Кто-то начал звонить в полицию. Я спросила:
— Можно я позвоню в детский сад? Мой ребенок...
Старушка замахала руками:
— Конечно! Звоните все! Небось родные-то беспокоятся!
— Я тоже позвоню, — сказал высокий парень. — Я оставлю пару марок тут, у телефона.
В то время телефонные разговоры в Финляндии стоили дорого. Компании брали за каждую минуту, даже если звонишь в соседний дом.
Старушка сказала:
— Не надо никаких денег!
Все начали звонить домой. Высокий парень подмигнул и указал на блюдечко. Люди потихоньку клали туда монетки и даже бумажные купюры.
Полицейские прибыли через полчаса, а через час приехал и другой автобус. Все это время мы сидели за столом, ели калакукко — ржаной пирог с ряпушками и пили кофе с вареньем из брусники. Старушка сидела во главе стола. Щеки ее раскраснелись, она улыбалась довольно и гордо, как маленькая старая королева.
Когда мы уезжали, она вышла нас проводить и сказала:
— Вот и у меня в этом году были гости! Хорошего Нового года!
И сейчас вижу, как стоит на крыльце покосившегося домишки сгорбленная фигурка в клетчатом платке... Стоит и счастливо улыбается...
Что сказать еще? Бывает, что мы сворачиваем с дороги. Опаздываем. Падаем в снег. Оказываемся не там, где хотели. Бывает вокруг темно и холодно. И одиноко, и страшно. Но кто-то зажигает огонек. И неизвестная дорога удивительным образом приводит нас туда, куда надо. Где нас согреют и где и мы можем кого-то согреть.

Елена Вяхякуопус

[Olexara]

Известный психотерапевт Хеллингер советовал не копить раздражение. Претензии, по Хеллингеру, следует высказывать.
Но с уважением к слушателю, мягко, обосновано. Нужно подчеркнуть важность каждого пункта. Лена так и поступила.
Она взяла твёрдую на вид ножку от стула и мягко спросила, в каком возрасте Иванову хотелось бы умереть.
И подчеркнула важность этого вопроса, сделав несколько шагов в сторону жертвы.
В следующие полчаса Иванов устранил течь, вкрутил пробки, выгреб мусор, вытер пол и принёс с улицы кота.
Чужого, но кому это важно, когда речь идёт о любви к жене. Весь вечер потом они жарили сырники и улыбались друг другу.

© Слава Сэ

[Olexara]

__________________________________________________ _______________

[Olexara]

Я шёл выносить мусор и увидел на снегу полбуханки хлеба. Я поднял его, хлеб оказался высохшим и больше напоминал камень, и кинул в контейнер. Только я отошёл, как услышал сзади ругательства. Я обернулся. Наклонившись, в контейнере ковырялся очень пожилой человек. Бомж!?, - подумал я, - Хотя, нет. Одет прилично. Что же его так заинтересовало в этом ящике? Дед достал тот самый хлеб, стряхнул его и бережно убрал в пакет. Чудной! - опять подумал я и пошёл домой.
На следующий день я снова встретил этого деда, но уже на остановке. Он понемногу доставая хлеб из пакета кормил птиц. Я присел рядом с ним на скамейку. Я внимательно наблюдал как птицы подходят и берут крошки хлеба, причём делают это аккуратно и неспешно.
- Им важно очень хорошо питаться. Зимой без еды очень тяжело и можно погибнуть, - внезапно еле слышно сказал старик, - Я никогда не думал, что настанет тот день, когда люди перестанут ценить хлеб. Каждый день я собираю его на улице, в помойках. За последние годы я видел кучу всякого хлеба, который просто был никому не нужен. Куча хлеба, - он задумался, - Моей маме не хватило лишь маленького кусочка, а тут куча...
Какая-то медленная дрожь прошлась по мне. Я сидел и тупо молчал, смотря на его старые скукоженные руки, которые всё доставали и доставали нескончаемые крошки из пакета. Я даже не заметил как подошёл мой автобус, открыл двери, закрыл и уехал. Тогда мне почему-то хотелось слушать его голос. Я как будто всю жизнь был знаком с этим человеком.
- Тогда нас эвакуировали, - снова услышал я - Несколько дней мы ехали на поезде в неизвестность. Мне было восемь, а Сашке полгода. Мама всегда крепко прижимала нас к себе, чтобы согреть. Было очень холодно. Еды практически не было. Каждый сухарик мама делила на две половины, один что побольше отдавала мне, а другой клала себе в рот, долго жевала и отдавала Сашке. Вон прям как эта ворона.
Я посмотрел и действительно та, что побольше кормила изо рта того, что поменьше. Старик достал кусок побольше и кинул вороне и продолжил:
- Нас тогда бомбить стали и поезд встал. Дальше ехать нельзя было. Я не знаю где мы были? Кругом леса, поля и зима. Многие тогда погибли. Хоронили прямо в снегу, не было сил совсем, да и лопат тоже не было. У кого ещё были силы, то те уходили. Но куда никто не знает. Мама взяла Сашку и мы пошли через лес. Шли долго и сколько я тоже не знаю. Ели снег, тогда он казался таким вкусным. Мама говорила, что это такая белая вкусная каша. А потом закончился последний сухарик. А потом...Потом мама не проснулась. Я понимал, что нужно идти. Во чтобы не стало, но нужно идти. Я взял Сашку на руки и мы шли, шли, шли... Я помню как я упал. Казалось всё! Я смотрел на Сашку, а он улыбнулся и посмотрел куда-то в сторону. Я из последних сил поднял голову и увидел недалеко огромную собаку, тогда я ещё не знал, что это был волк. Я никогда их не видел. Он подошёл к нам и обнюхал. Сашка протянул ему руку. Что-то такое знакомое было в этих глазах. Волк пошёл, остановился и будто зовя меня, снова пошёл. Я не знаю откуда у меня взялись силы, но я прихватив брата пошёл за ним. Через два поля мы вышли к деревне и тут я снова упал. Очнулся я от того, что меня кто-то гладил. Я открыл глаза и закричал - Мама!Мама! Но это была не она. Напротив сидела женщина и растирала меня чем-то. Сашка лежал в люльке и пил молоко. Очухавшись, я рассказал всю нашу историю этой женщине и про большую собаку тоже. Она лишь тогда улыбнулась и сказала, что в их краях никогда не видели волков. Эта женщина приютила нас и стала нашей мамой. Но мы с Сашкой ещё долго таскали и прятали хлеб под кроватью. Мы ждали, что придёт мама и мы обязательно её накормим.
Последний автобус! - услышал я чей-то голос. Я обернулся, но рядом никого не было. Я ехал домой и всё время думал об этом старике. Впервые в жизни я стал уважать хлеб. Если я находил засохший хлеб, то размачивал его и отдавал птицам. Лишь тогда, сидя там на остановке, я понял, что тот кто знает, что такое голод, никогда не выбросит хлеб.
Когда-то давно говорили, что хлеб всему голова и я очень надеюсь, что прочитав этот рассказ люди будут более бережно относиться к хлебу. И я очередной раз не увижу его на мусорке.
Автор: Игорь Шихов

[Olexara]

ВНУКИ

У деда Алёхи была невестка. Одна. Потому что и сын был, когда-то, один-разъединственный.

А «был» потому, что почти год назад на машине разбился. Умер сразу, на месте аварии. Хоронили в закрытом гробу, потому что уснул за рулём и угодил под «КАМаз» - всмятку… Молодой совсем, ещё и тридцати не было. И вот случилось так, нехорошо случилось. Погиб, одним словом, сын-то. Но успел оставить двух внуков – Юрика и Серёжу. Старшему четыре, а младшему два годика.

Ага, так вот, значит…

Дёд Алёха со своей бабкой Алёной жили у себя в деревне, в доме, который ещё отец Алексея к своей свадьбе поставил. А сын, значит, с семьёй – в областном центре. Аж 100 километров до него было. Во, в какую даль забрался!

На похороны сына они со старухой-то вместе ездили. После чего Алёна сильно хворать стала и большее время всё лежала, повязав голову платком и сдвинув его на самое лицо.

Алёха подходил к ней, садился на край кровати, брал её загрубевшую от работы на земле руку в свои, ещё более грубые, но словно бы теплевшие, когда он брал в них руку жены. Сидел просто и держал её за руку своими двумя. Потом ещё что-нибудь хорошее для неё сделать хотел, а потому говорил:

- Мож, воды тебе принесть, Алёнушка?..

Та чуть шевелила пальцами в его руке, что, как дед Алёха думал, значило, что пить она хочет. Он вставал, шёл к порогу, где стояло ведро с колодезной водой. Черпал её оттуда зелёной эмалированной кружкой с обитой эмалью на дне и нёс старухе. Та едва касалась края кружки губами, снова натягивала платок на лицо и затихала, поджав под себя ноги. Алёха прикрывал её лоскутным одеялом и отходил.

Шёл во двор, оглядывал его широким хозяйским взглядом - искал работу для себя. Находил, обязательно ( в деревне да работы чтобы не было!), и начинал что-нибудь делать. К обеду вновь возвращался в избу. Алёна за это время уже какой-нибудь обед немудрящий сделала, а сама опять лежала на кровати всё в той же позе, ровно бы и не вставала даже. Алёха резал хлеб, разливал щи по мискам и кликал жену. Та молча вставала, подходила к столу. Тихо и как-то безучастно ела, потом убирала со стола, мыла посуду и снова ложилась. Он её не понукал, понимал: по сыну тоскует.

После похорон прошёл уже почти год, а невестка, Наталья, так ни разу с детьми к ним и не приезжала. Сама не звонила, когда же старики набирали на древнем телефоне с диском её городской номер, то, после первого молодого «Да?», узнав голос свёкра, она как-то тускнела, скучнела. На вопросы о том, ну, как там у них дома? Не болеют ли дети? Приедут или нет к старикам погостить? – отвечала односложно, отрывисто и при первой же возможности прервать разговор быстро прощалась и клала трубку.

А вчера вечером дед Алёха решил, что самому в город ехать надо, чтобы внуков повидать. Взял бы с собой и Алёну, да боялся, что слабая она совсем стала, не доедет. Когда он сообщил жене о своём решении, она даже как-то духом воспряла, улыбнулась ему и начала обсуждать со стариком, что он в город повезёт как деревенские гостинцы.
О ней просила мужа не думать: что ж она, совсем, что ли, инвалид. И энергично заползала по избе, готовя мужа в дорогу.

Сам старик сходил к соседям своим Прохоровым, что жили по левую руку от их двора, просил, чтобы они за Алёной приглядывали и в случае чего не отказали в помощи. Колька Прохоров заверил, что всё будет в порядке и ещё вот чего сделал. Дал деду Алёхе и бабке Алёне два старых мобильных телефона, в каждом из которых был поставлен вызов только на один номер: друг на друга. Показал, как ими пользоваться. Взял у старика 500 рублей (!) и оплатил связь. Телефоны загудели. Дорого, конечно, но дело того стоило – они так с женой вместе решили, когда дед Алёха позвонил, для пробы, ей со двора в хату.

Утром вышел с двумя сумками и рюкзаком за плечами во двор дед Алёха и пошёл в сторону станции. А чё там идти-то? Всего два с половиной километра! У калитки оглянулся на дом родимый и увидел в окошечке Алёну свою, она ему рукой махала. Он едва кивнул головой и двинулся, значит, в город, к внукам.

Дорога нормальная, длинная только очень. К вечеру добрался. Ровно в шесть часов жал кнопку звонка в сыновой квартире.
Там долго не открывали: ходили, шептались, кажется, наконец, захрустел замок и дверь распахнулась.

На пороге стояла хмельная Наталья в застиранном халате, расползавшемся у неё на груди. Засаленные волосы прилипли к вспотевшему лбу.

Вмиг дед Алёха всё понял, оценил ситуацию и, не здороваясь даже, шагнул в квартиру. Прямо из прихожей заглянул на кухню. Там, уронив голову на заваленный окурками и остатками какой-то еды стол, спал щуплый мужичонка в грязном пиджаке, надетом прямо на голое тело. О ноги его тёрлась тощая трёхцветная кошка, жалобным мяуканьем клянчившая хоть какую-то еду. Когда в дверях появился дед Алёха, она подняла на него свои медовые глаза и, задрав хвост, направилась к старику.

Наталья, ничего не понимающая, молча, как больная корова, следовала за свёкром. Старик, тоже молча, пошёл в комнату, где внуков увидел сразу же. Они спали, оба, рядом с диваном на половике. Старший, Юрик, обнимал брата и прижимал его к себе. А маленький Серёжик, зажав руки в кулачки, сопел ровно и спокойно, как может сопеть совсем ещё маленький человек, когда он даже не знает, насколько несчастлив. На продавленном диване места для них не было, потому что весь он был завален какими-то коробками и старой одеждой.

И тут в кармане у деда Алёхи зазвонил телефон. Кто звонит, думать ему было не нужно. Он нажал кнопку и, стараясь говорить спокойно, чтобы не испугать старуху, ответил:

- Эт я, Алён, здравствуй…
- Ты добрался, Алёшенька? Как там дети, Наташенька как? – донеслось с другого конца провода.

- Нормально всё, Алёнушка,- ответил, сразу же успокоившись от голоса жены, старик. – Мы вот в дорогу с детьми собираемся. Заберу их в деревню, на свежий воздух. А? Что ты спрашиваешь? Да, Наталья согласна…

Старик скосил глаза на стоящую рядом с низко опущенной головой невестку, а потом добавил, обращаясь снова к жене:

- Во! Мы тебе ещё и кошку городскую привезём. Ей тоже деревенский воздух полезен будет. Так что завтра с утра жди нас целой командой, Алёнушка… А? Наталья, говоришь?.. Она потом приедет… если захочет…

Автор: ОлегБукач

[Tati Tishmann]

КРАСИВАЯ СКАЗКА...

Жил-был хороший человек Серёжа. Однажды угораздило его влюбиться в девушку Соню и сделал он ей официальное предложение. Отказала ему Соня.
Погоревал Серёжа три дня и три ночи и влюбился в другую девушку, Ирой её звали. А она ему тоже отказала.

И стал Серёжа жить весело и счастливо, ездить на охоту и рыбалку без разрешения, пиво пить и лук с чесноком есть, посуду за собой не мыть и носки разбрасывать по всей квартире, крышку унитаза не опускать и девушек домой приводить.

А ещё он сериалы по телевизору вообще не смотрел и Стаса Михайлова не слушал, в магазин ходил, когда захочется, а, когда не хотелось, на диване лежал и чесался везде, как животное. И пылесосил, когда грязно, а не по субботам, и мусор выносил не по утрам, а когда его, мусора, много становилось.

А старые газеты на шкаф складывал. И по магазинам 7 марта не бегал. И даже зарплату никому не отдавал, а сам тратил, на себя, на друзей да на женщин разных. А как он в ванной блатные песни пел! И никто ни разу ему не сказал, что б он заткнулся и что у него слуха нет. И нервы у него крепкие были, и кудри чёрные, и зрение хорошее, и даже сердце никогда не болело.
И когда исполнилось ему 100 лет, он умер от старости, а не от какой-нибудь язвы. И в гробу лежал счастливый-счастливый и улыбался, хотя вокруг все плакали.

Вот какую красивую сказку я сочинил. Я б ещё написал, но скоро жена вернётся, а у меня пол не вымыт, курица не сварена и ковёр не вытрясен. И полочку я какую-то на кухне не повесил, и комнату не проветрил, и
Руслану не сказал, что он алкаш и что б он больше мне не звонил со своим дурацким футболом под пиво. А сказка хорошая получилась…
Эх…
(c) Илья Криштул

[Olexara]

Пушок.

У одной Ивaновoй был рoман с приxoдящим Сидoровым, хотя какой там роман, так, замeтка в многoтиражку.

По втoрникам и пятницам Сидopов отдыхал душой и телoм от своей жeны, дуры и стервозы.

В стервoзе Иванова coмневалась, а про дуру Сидoров, похoже, не врал, как ещё назвать жeнщину, котoрая вeрит в круглогодичные курсы повышения менеджерского мастерства, зaнятия два раза в неделю, втopник-пятница,
с сeмнадцати до двaдцати тpёх.

Впрочем, ещё нeизвестно, кто тут бОльшая дyра.

На вопрос про будущее Сидоров отвечал, проникновенно глядя в глаза, понимаешь, малыш, говорил Сидоров, нам и так хорошо, штамп в паспорте ничего не изменит, ну стоит у меня такой штамп — и что? любви-то нету!

Год назад Иванoва попытaлась сoскочить с пoезда, но Сидoров резкo активизировался, по втopникам и пятницам ждал после работы с тремя гвоздичками и рассказывал, как именно наложит на себя руки, потому как без Ивановой свeт ему не мил.

Не взяла грех на душу.

И вот недавно Иванова встретила красивого негодяя.

Говорила, ты представь, идёшь домой, а на лавке у подъезда такой Хью Джекман, грязный, неустроенный, но дерзкий такой, смотрит с прищуром, с ухмылочкой, устоять невозможно, да и вообще — всё не одна.

Негодяй был отмыт-отдраен, накормлен и наречён Пушком.

К вечepу выяснилось, что с именем Иванова погорячилась: либо Пушка воспитала стая бультерьеров-отморозков, либо он продукт генной инженeрии — в кошачью ДНК искусно вплели крокодильи гены, отвечающие за характер.

При попытке погладить прицельно отмахивался лапами, вместо мурчания рычал как дикий тигр и за пару дней выстроил иерархию, назначив себя альфой и опустив Иванову в район омеги.

Во вторник пришёл Сидоров.

С порога спросил возмущённо, это ещё что?! с ума сошла?! знаешь же, у меня аллергия на шерсть! немедленно убери!

Иванова сказала, здравствуй, Жорик, он не помешает, он на кухне посидит!

Пушок на кухне сидеть не пожелал, проскользнул в дверь, запрыгнул на комод и уставился на Сидорова немигающим оценивающим взглядом.
Сидоров чихнул и сказал, нет, это невозможно, ему на помойке самое место!

И решительно сграбастал Пушка, намереваясь выставить его из комнаты.

Иванова и ахнуть не успела, как Пушок располосовал Сидорову руку, тем самым подтвердив своё духовное родство с Джекманом-Росомахой, сиганул в открытое окно, в мгновенье ока взлетел на ближайшую берёзу и угнездился примерно на уровне четвёртого этажа.
Иванова бросилась к окну, Пушок, миленький, слезай, не бойся! Жорик, ну сделай же что-нибудь!

Сидоров пoшёл пятнами, визгливо заорал, у меня кровь, а ты за эту тварь переживаешь? выбирай, кто тебе дороже — я или он!
Иванoва посмотрела на Пушка, на Сидорова, ещё раз на Пушка, подумала и сказала, он.

Сидоров аж захлебнулся и, сорвавшись на фальцет, заголосил, жалел я тебя, время на тебя тратил! ты сама всё разрушила!
И ушёл, держа на весу пострадавшую руку.
Иванoва хотела заплакать, но что-то не плакалось.
Высунулась в окно.
Ни Пушка, ни Сидорова.
Ходила, звала, всё без толку.

Вечеpoм в дверь позвoнили.

Сосед с четвёртого этажа сказал, это не ваш? с дерева на балкон ко мне запрыгнул, вот ходим, ищем хозяев, не найдём, себе оставлю, красавец кот, ласковый, воспитанный.

Мyррр! сказал Пушок.

Мoй, сказала Иванова, спасибо вам!

Дaвно хотел к вам подoйти, но не peшался, робeл, сказал сосед, раз уж случай выпал, давайте знакомиться, не возражаeте?

Иванова глянула на соседа, удивилась несоответствию соседского облика слову «робел», покраснела и сказала, не возражаю, чаю хотите?

Хочу, сказал сосед.
Муppp! сказaл Пушoк.

Нaтaлья Вoлниcтaя

[Olexara]

Когда мы с сестрой были маленькими, каждое утро 8 марта начиналось со стука в дверь и вопроса:
"Дамы, вы одеты? Можно к вам зайти?"
Дамы в ситцевых ночнушках кричали в ответ, что они все очень даже одеты, поэтому скорее же входите.
Тем более, что мы в курсе, что у вас там подарочки!
К нам в комнату входили папа, два букета цветов, и две одинаковые коробки, в которых лежали одинаковые куклы.
Папа пару раз пробовал дарить нам разные подарки, но быстро понял, что это не самое лучшее решение: старшей дочери (это мне) казалось, что её безбожно обделили, и у Маши кукла лучше, больше и жирнее, а младшей (это Машаня) вообще всегда казалось, что её в принципе недолюбливают, и специально выбирают таких маленьких кукол, чтоб подчеркнуть Машанин детсадовский возраст.
Пережив одну нашу мощную и двойную женскую истерику - папа преждевременно поседел, и с тех пор стал дарить нам исключительно одинаковые подарки.
И мы с Машей всегда были уверены: 8 марта - это такой день, когда Главный Мужчина В Мире приходит утром к тебе с цветами и коробками, и с чем-то поздравляет.
Что там за праздник такой 8 марта - это неважно. Для нас это был день, когда приходил Главный Мужчина С Цветами И Подарками.
Тогда папа был у нас единственным мужчиной в нашей жизни (дедушка же не в счёт - он же не мужчина, а старенький дедушка, как вы не понимаете?). Единственным и Главным. Других не было.
А потом прошли годы.
И у меня, и у Машани стали появляться другие Главные Мужчины, которые утром 8 марта приносили нам цветы и подарки. И как-то вот так всегда оказывалось, что поторопились мы им такой титул присваивать. Не очень-то они, по итогу, мужчинами-то и оказывались. И уж тем более, вообще не Главными.
Титул снова возвращался к нашему папе. Папа носил его гордо, привычно, и не изменял традициям с одинаковыми коробочками. Притом, в тех коробочках уже могли лежать разные подарки, но сами коробочки, чёрт подери, до сих пор всегда одинаковые!
Потом у нас с Машаней появились сыновья. Единственные. По одному у каждой. Маленькие Главные Мужчины. И, пока они росли, наш папа по-прежнему исполнял свои восьмимартовские обязанности. Потому что - ну когда ещё там замена-то его подрастёт? А дочки ведь ждут цветов и коробочек своих.
Мой сын вырос как-то вот ну очень быстро. И я не успела даже заметить: а когда вдруг случилось так, что он вдруг стал чьим-то ещё Главным Мужчиной? И утром 8 марта я получаю от него только телефонный звонок: "Мамочка, с праздником тебя! Не волнуйся, я у Маши, вернусь в воскресенье".
Но!
Но этот звонок всё равно следует только после звонка папы, и вопроса: "Дама моя, ты одета? К визитам готова?"
...В жизни каждой женщины должны быть Мужчины. Настоящие. С большой буквы. Мужья, сыновья, братья... Но Самым Главным может быть только кто-то один. Необязательно это папа. Не у всех же есть папы. И братья. И сыновья. Но у каждой есть кто-то Самый Главный.
Тот, с кого годами и десятилетиями начинается утро 8 марта.
У нас с Машаней - это наш папа. Для которого мы с самого рождения были и остаёмся Его Дамами.
Ведь самое главное для женщины - знать, что её очень любят!

Автор: #Лидия_Раевская@

[Olexara]

Аристократка

Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.

А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней, и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всем объеме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый.

— Откуда, — говорю, — ты, гражданка? Из какого номера?

— Я, — говорит, — из седьмого.

— Пожалуйста, — говорю, — живите.

И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?

— Да, — отвечает, — действует.

И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц — привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше — больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. И чего сказать — не знаю, и перед народом совестно.

Ну а раз она мне и говорит:

— Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.

— Можно, — говорю.

И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.

На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой — внизу сидеть, а который Васькин — аж на самой галерейке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я на Васькин. Сижу на верхотурьи и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо.

Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу — антракт. А она в антракте ходит.

— Здравствуйте, — говорю.

— Здравствуйте.

— Интересно, — говорю, — действует ли тут водопровод?

— Не знаю, — говорит.

И сама в буфет прет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезанным вьюсь вокруг нее и предлагаю:

— Ежели, — говорю, — вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.

— Мерси, — говорит.

И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.

А денег у меня — кот наплакал. Самое большое что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег — с гулькин нос.

Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.

Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.

Я говорю:

— Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.

А она говорит:

— Нет.

И берет третье. Я говорю:

— Натощак — не много ли? Может вытошнить.

А она:

— Нет, — говорит, — мы привыкшие.

И берет четвертое. Тут ударила мне кровь в голову.

— Ложи, — говорю, — взад!

А она испужалась. Открыла рот. А во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять.

— Ложи, — говорю, — к чертовой матери!

Положила она назад. А я говорю хозяину:

— Сколько с нас за скушанные три пирожные?

А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет.

— С вас, — говорит, — за скушанные четыре штуки столько-то.

— Как, — говорю, — за четыре? Когда четвертое в блюде находится.

— Нету, — отвечает, — хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.

— Как, — говорю, — надкус, помилуйте. Это ваши смешные фантазии.

А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит.

Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты. Одни говорят — надкус сделан, другие — нету.

А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось — народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.

Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.

Заплатил. Обращаюсь к даме:

— Докушивайте, — говорю, — гражданка. Заплачено.

А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.

— Давай, — говорит, — я докушаю.

И докушал, сволочь. За мои деньги.

Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой. А у дома она мне и говорит:

— Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.

А я говорю:

— Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись. Не нравятся мне аристократки.

©️ Михаил Зощенко

[Tati Tishmann]

Просто картинка, просто одно мгновение, одно маленькое чудо!
Девочка боец!!!

[Olexara]

Домовой сидел у печки и тихонько вздыхал- хозяйка умирала. Старушке было почти 90. Раньше шустрая бабушка, в последнее время не вставала с постели,годы брали своё. Домовой сидел и вспоминал: вот хозяйка молодая- только женой в дом вошла,вот уже детишки бегают,а вот уже и старушка. И всегда чистоплотная,приветливая и очень хозяйственная. Домового любила и почему- то звала Мефодий, а иногда и Федей. Всегда ставила под печку блюдце с молоком, а то и клала шоколадную конфету. Сейчас дом,как осиротел. Даже кот Степан это чувствует. Хоть и живёт тут пока сын хозяйки, а не то. Каждую ночь Мефодий подходил к кровати и смотрел с тревогой на хозяйку и облегченно вздыхал- жива ещё. Не за долго до болезни, она будто увидела его и сказала:
- Федь, ты уж новых хозяев не обижай,если будут. А то я помру и дом умрёт следом. Жалко- дом хороший,да и ты живешь. Помогай, ладно?
Ночь за окном, да и декабрь на дворе. Холодно сегодня и как-то неуютно. Полночь пробили часы. Раньше Мефодий их любил, с их боем дом будто оживал. А сейчас, казалось отсчитывают последние часы.
К утру старухи не стало. Домовой затаился на печке в углу, и сопел,сопел....,а хотелось плакать. После поминок соседка баба Маня поставила под печь блюдце с угощением:
- пусть помянет. Вера всегда ему блюдце с молоком ставила.
Вот и всё. Дом опустел. Все разошлись,разъехались. Часы остановили,кота соседка забрала. Тоскливо.... Это была самая длинная зима у Мефодия. Днями он отсиживался на холодной печи,а ночью,бродил по такому же холодному дому. Изредка выходя на улицу он обходил двор, а потом сидел на заснеженном крыльце с тоскою глядя на огни в окнах соседних домов. Он знал, что в деревне есть дом без домового, но не уходил- обещал хозяйке за домом смотреть. Кот тоже нагонял тоску,часто прибегал во двор и орал у двери.
Всё изменилось весной. В середине мая к дому подъехали две машины. Из одной вылез сын хозяйки, а из другой женщина лет шестидесяти и молодой мужчина. Домовой с жадностью и любопытством поглядывал в окно.
- Вот сад,тут пять яблонь, смородина и малина есть- объяснял сын хозяйки. Зашли во двор- тут вот сарай. Раньше мама козу держала, а сейчас всё дровами забито. Даже немного угля в брикетах есть. Ну,пошли в дом?
Дом приезжим понравился: чистенько, уютно, хоть и пахнет сыростью.
- Да нам на лето снять,у нас дачи нет...
- Да мне тоже дом жалко- я потому и объявление дал. Смотреть за домом некому. Я у матери один остался,да и то ,на север, на полгода уезжаю,а детям и внукам дом не нужен. Так,в подполе и картошку и всё найдете. Газ в баллонах есть. Телефон мой у вас имеется. Живите.
Когда стали выходить, женщина достала из кармана конфету и положила на печь. Мужчина заметил, улыбнулся:
- Матушка так делала. Говорила -домовому.
Домовой снова остался один,но ненадолго. Через три дня снова подъехала машина. Кроме молодого мужчины и той женщины, вылезла девочка лет шести и ее мама. Девочка с любопытством оглядывалась по сторонам.
-Бабушка,а мы теперь тут жить будем?
- Да,тут и проведем лето. Давайте сумки выгружать,а то дел много.
Мефодий с любопытством наблюдал,как дом постепенно оживал. Затопили печь,чтобы прогреть дом. Вынесли сушить,подушки, перины,половички, поснимали- поступали занавески. Работа кипела: всё мылось,выбивалось. Домовой узнал,как всех зовут: старшую женщину Анна Михайловна, сын- Андрей, невестку- Лена,а внучку- Ниночка. Вечером уставшие сели ужинать. Анна Михайловна даже успела напечь блинов. Семья сидела,тихо переговаривалась, то ещё завтра надо сделать. Перед тем,как лечь спать,Анна Михайловна поставила под печь блюдце с чаем и кусочек блина:
- Извини хозяин, молока сегодня нет.
Когда все уснули, домовой тихонько прошелся по дому,долго стоял перед часами. Они опять ходили и отбивали время,хотя Андрей сомневался, что они пойдут. В первые за долгие месяцы тоски и одиночества домовому было хорошо и спокойно. Через день Андрей и Елена уехали, а Нина с бабушкой остались. Жизнь в доме и во дворе продолжалась. Пришел даже кот Степан,сначала дичился,но через три дня, даже позволил Нине себя погладить. И сейчас, довольный жизнью развалился на крыльце. Постояльцы прижились, перезнакомились с соседями, стали брать у них молоко. Убрали потихоньку сад,насеяли везде цветов,за сараем нашли баньку- ещё хорошую. Успели вскопать и засадить грядки,под лук- огурцы. И каждый день Анна Михайловна ставила под печь блюдце с молоком. Однажды Ниночка спросила:
- Бабуль,а ты зачем это делаешь?- бабушка улыбнулась
- хозяину дома. Дом видишь,какой он нас хороший- внучка согласно закивала головой.- бывает дом и чистый и богатый а неуютно. Там или домового нет,или не смотрит он за ним. А есть дома старые,бедноватые,но зайдешь,и уходить не хочется. Значит хозяевам он- домовой помогает. Вот и надо его угощать. Заслуживает!
- А если я ему конфету дам,поможет?- Анна Михайловна улыбнулась
- Поможет. Только требовать нельзя, а попросить можно. Так меня моя бабушка учила.Нина посмотрела на печку:- А зовут- то его как? У него же имя есть?
- Есть. Время придет, сам подскажет.
Через два дня внучка опять спросила про имя домового. Бабушка сказала:- Вот ,какое сегодня мужское имя услышим от чужих людей, так и будем звать. Весь день Нина ждала хоть каких гостей, но ни кого не было. Только вечером к ним в дом заглянула девушка.
- ой,здравствуйте. Я внучка бабы Мани,мы вчера приехали. Кота с собой возим,а он куда-то сегодня убежал. К вам не забегал? Большой такой,дымчатый, Мефодием зовут.
- Нет,у нас только свой- Анна Михайловна показала на стул,где спал кот- а чужого не было. Когда девушка ушла,Нина бросилась к бабушке:
- Бабуля,ты слышала? Мефодий!
Домовой на печке улыбнулся и решил пошуметь, мол с именем угадали.
Дни проходили за днями,Мефодий привык к жильцам и уже не представлял дом без них. Андрей с женой приезжали на выходные. Починили крыльцо, подправили баньку. Даже стол Андрей сделал на улицу и теперь вся семья собиралась ужинать во дворе, под кустом черемухи. Мефодий заметил,что Анна Михайловна стала задумчивой, она делала дела,возилась с внучкой и о чем-то думала. Пока в следующий приезд сына не завела разговор.
- Андрей, Лена,мне надо с вами поговорить. Я хочу остаться тут жить. Вам в городе и без меня хорошо, я только мешаю.
- Мама!
- Подожди! Я много думала. Я устала от городской жизни. Я же деревенская, только деревни моей уже нет. А тут мне хорошо. Денег у меня немного есть и я думаю выкупить дом. Тут магазин есть,фельдшер есть,почта,соседи хорошие,райцентр рядом. А вам одним пожить надо,может ещё ребенка родите. А ко мне приезжать будете по возможности, ехать то почти три часа.
Разговоров в тот вечер было много,но Анна Михайловна осталась на своем, хочет жить тут- в деревне. Ну,раз тут,то в следующий приезд, дети ей собаку привезли:,лопоухого щенка,на трассе подобрали
Домовой радовался: дом нашел хозяев. Тихо вздохнув,он слез с печи и пошел бродить по дому. Кот Степан почуяв его- зашипел.- тихо ты- зашипел в ответ домовой,- дом разбудишь. Он посмотрел на часы- первый час ночи. Пошлепал к шифоньеру, нашел клубок пряжи, Анна Михайловна потеряла, Нине кофточку вязала,положил на видное место. Пошел дальше. Дошел до кровати Нины, поправил сползшее почти одеялко. Наклонился, поднял куклу, а то завтра наступит,когда вставать будет. Странная какая-то: длинная, худая, одни руки и ноги. Нина её Барби называла. Надо завтра на чердаке пошуметь ( хозяйка там ещё не разбирала), там целый сундук с игрушками, будет чем Нине играть. Хорошо! Дом живой! Хозяева есть,можно и молока с пирогом поесть. И Мефодий пошлепал под печку- угощение есть и какой-то Чупа чупс Нинин...

Ольга Митрофанова

[Olexara]

СРОЧНО… СТО ШТУК ПРЕЗЕРВАТИВОВ!

Дело было в Сальских степях. Снимался фильм о гражданской войне. Лето, жара под сорок, сухая степь, убийственное солнце. Сложная батальная сцена – белые атакуют, их косят из пулемета. Директор фильма договорился с ближайшей военной частью и на рассвете на площадку привезли роту солдат. Часа три их одевали, гримировали, вооружали. Потом ассистенты расставляли «беляков» в цепь, объясняли, как правильно падать, и что ни в коем случае нельзя смотреть в камеру. Когда стало припекать, прибыл режиссер, оглядел готовую к бою массовку и задал ритуальный вопрос бригадиру пиротехников:
– Ну что, Коля, можно начинать?
– Нет, конечно! – охладил его творческий пыл пиротехник. – Презервативов же нет!

Оказывается, главный «боеприпас» кинематографической войны состоял из резинового «изделия № 2».Туда заливалась красная краска и опускался маленький пластиковый электродетонатор с тонкими проводками. Потом презерватив завязывался узлом, лепился пластырем к фанерке, а она, в свою очередь, приклеивалась еще более широким пластырем на тело «белогвардейца» под гимнастерку. В нужный момент нажималась кнопка, грамм пороха в пластиковом детонаторе взрывался, сквозь свежую дырку в обмундировании красиво летели кровавые ошметки.

– Я сколько раз талдычил, чтоб купили презервативы, но никто ж не чешется! А у меня уже все готово ! – завершил просветительскую речь пиротехник, указав на штабель фанерок, мотки проводов и бадью алой «крови». Режиссер вскипел и трехэтажно объяснил, что срок на доставку презервативов десять минут.

Администраторша Марина, девица двух метров ростом и десяти пудов весом , отвечавшая за реквизит, мгновенно оказалась в студийном «уазике»,который сорвался с места и помчался в облаке белесой пыли к ближайшему городку. Не успел притормозить возле единственной аптеки, как Марина уже взлетела на крыльцо...
- Вопрос жизни и смерти, дайте 100 презервативов, умоляю, быстрее, меня там рота солдат ждёт!

Владимир Мясников

[Olexara]

Я напомню полезные правила общения. Этот текст написан 4 года назад. Тогда всех склоняли к излияниям, уверяли, что соцсети созданы для общения, что надо отвечать всем в личке, а комментарии закрывать не надо. И самый лучший способ привлечь внимание - это вываливать свои личные подробности. "Интимничать" на публике, как это называла Надежда Тэффи. Теперь понятно, зачем нам к этому склоняли. Это отказ от защиты. От психогигиены. Текст стал еще более актуальным.

"...Сейчас эпоха всеобщей откровенности: люди рассказывают самые интимные вещи, выступают на ток-шоу, пишут в сети, при первом знакомстве раскрывают всю подноготную…

А когда-то «подноготной« называли информацию, которую получали при помощи пытки: палач пихал человеку иголки под ногти, и от боли тот рассказывал правду. Признавался, выдавал сообщников, а может, оговаривал себя… Но вот так только могли заставить рассказать лишнее, откровенное. Предки отлично понимали: не надо слишком много говорить и о себе рассказывать. Это опаснее, чем пытка.

Одна девушка лет сорока жаловалась на маму; стоило ей маме рассказать о каком-то случае, о неудаче или, наоборот, о знакомстве с приятным человеком, как тут же происходило вот что: потенциальный жених исчезал из жизни, конфликт усиливался, мечта не сбывалась… А самое главное - мама использовала услышанное, чтобы уколоть дочь потом, обесценить, задеть. Мол, правильно тебя начальник назвал лентяйкой! Люди все видят!

Очень обидно, так ведь? Только зачем же рассказывать снова и снова вещи, которые используют против нас потом? С детства мама внушила дочери эту манеру: рассказывать абсолютно все! Выкладывать все подробности! Мама поймёт и пожалеет!

И дочь сама не замечала, что под влиянием «родительского гипноза» рассказывает лишнее. И портит свою жизнь. У этой дочери не было друзей, вот она с мамой и откровенничала. Но друзей не было именно из-за излишней откровенности. Людям не очень нравится, когда им долго, с подробностями ненужными, рассказывают о себе интимные, личные вещи. Таких людей избегают.

Рассказывая о себе слишком много, мы становимся уязвимыми. Сначала нас могут с интересом выслушать или прочитать эмоциональный личный рассказ в сети. А потом воспользоваться информацией могут. Могут позавидовать. Могут испытать презрение и возвыситься за наш счёт.

А могут просто прекратить общение, потому что личные излияния не нравятся людям. И тому, кто излишне откровенен, не доверяют - вдруг он и наши тайны так же выболтает? Так и бывает всегда. Проблемы в жизни могут быть связаны с привычкой о себе рассказывать слишком много. Вот о чем рассказывать не надо:

-✳ плохие родители: агрессоры, алкоголики, нечестные люди… Об этом можно рассказать только профессионалу или близким друзьям, в которых вы уверены. Посторонние люди могут вас же и обвинить, если у них были хорошие родители. Скажут, что вы оговариваете своих или вызываете жалость.

А могут упиться вашей откровенностью, почувствовать себя выше и лучше, а потом вас обсуждать и о вас сплетничать. И доверять потомку алкоголиков или агрессоров тоже не будут. При любом удобном случае вспомнят пословицу про яблоко от яблони… Но вы же сами рассказали это! Сами себе навредили.


- ✳выражать ненависть к кому-то и делиться планами мщения тоже не надо, даже если вы совершенно правы. Окружающие моментально вас распознают как «агрессивного опасного человека»; они побоятся, что в следующий раз вы захотите им отомстить или на них напасть. И вас начнут избегать, даже если вы тысячу раз правы. Никто не любит агрессивных людей.

- ✳рассказы о своём успехе, о триумфе тоже лучше приберечь для самых близких. Окружающие с трудом иногда выносят чужой успех. Вас подсознательно распознают как «хвастуна», «выскочку», потом сравнят себя с вами; а сравнение - мать зависти. Зависть может проявиться в отношении и во вредоносных поступках в ваш адрес. Успехами надо осторожно делиться, а не взахлёб рассказывать о них всем подряд. Шубу раньше носили мехом внутрь. Так ценный мех лучше грел и сохранялся. И меньше было завистливых взглядов…


- ✳ личные, интимные подробности тоже рассказывать не надо. Сначала вас с упоением будут слушать и читать. И даже прибывать начнут слушатели или читатели: это интересная тема, - личная жизнь и интимные отношения!

Только потом вы останетесь в одиночестве. Люди понимают, что такому человеку нельзя доверять и вступать с ним в отношения - он потом все выложит. И в сети выложит! И репутация будет испорчена. Люди только делают вид, что они лояльны и терпимы. На самом деле, вас будут считать распущенным человеком - и говорить про это между собой.

-✳ рассказы о болезнях, анализах, физиологических отправлениях оттолкнут от вас людей. Бессознательно все стремятся к психогигиене, к защите от негативных эмоций и неприятной информации. Один раз вас выслушают, посочувствуют, а потом начнут избегать. О болезни можно упомянуть, но показывать свои больные места и передавать красочно ощущения не надо…


Но привычка рассказывать о себе возникла ещё в детстве. И взрослый человек иногда не может увидеть проблему; он считает себя искренним, откровенным. Но это опасное инфантильное поведение. Некоторые психологи специально на своих страницах побуждают людей делиться интимными переживаниями и рассказывать личную информацию.

Это не от доброты душевной; так можно вызвать зависимость человека, узнать его тайны и приучить к излияниям - как та мать приучила дочь. Не все о себе надо рассказывать. Это вредно и опасно. Кроме того, вы незаметно выдаёте ещё и секреты других людей, - тех, которые фигурируют в ваших рассказах.

Избавившись от привычки «изливать душу», можно обрести улучшение во всех сферах жизни. Ненужная откровенность лишает сил.

Анна Кирьянова
2019 год