Истории со смыслом. Из жизни, из интернета

[Olexara]

Телефон у мужа просигналил СМС. Быстро вскочила с дивана. Было стыдно, но очень любопытно. Это от друга. Подумала: что ему надо? Не удержалась и прочитала. Мороз по коже. Он пишет, что «эта женщина» согласилась с ним встретиться. Причём сегодня. Приблизительно в 17 часов. И ещё: я на совещании, очень занят, но через 15 минут сообщу дополнительную информацию.
Всё понятно. Значит, он собирается её мужа с какой-то женщиной свести. Вот гад! Она всегда подозревала, что у него мерзкая продажная натура. А муж-то каков! Тоже подлец из подлецов.
Он вышел из душа. Голова мокрая. А она помнит, что через 15 минут появится ещё СМС. Причём с очень важной информацией. Что делать? Он же ей телефон не покажет.
Тут же придумала. Сшибая стулья, помчалась в коридор. Достала сетку от комаров. Принесла и очень сладким голосом попросила прикрепить на кухне. Вроде комаров ещё нет – май на дворе. Но мухи уже залетают. «Сделай милость, это всего ничего».
Он взял сетку и отправился. А она замерла у телефона.
Телефон мяукнул. Посмотрела. Друг пишет, что сегодня в 17 часов в кафе «около работы». Она будет в синем платье, в очках. А на стол она положит телефон – для верности. Зовут её Тамара Николаевна. Можно просто Тамара. И приписка: «Не благодари. Мы же друзья».
Как душу сжало! Почувствовала, что её оскорбили – смертельно. Как будто помоями облили. И это он – её муж – предатель. С какой-то Тамарой.
Решила до конца убедиться в его подлости. Он вернулся и объявил, что сетка на месте. И прочитал СМС. Ничего не сказал – про встречу. Омерзение в душе всё росло и росло: только бы не расплакаться. Она, лениво листая книжку, чтобы только на него не смотреть, с притворным равнодушием сказала: «Может, вечерком погуляем? Купим сгущёнку и сливочное масло. Я завтра торт сделаю». И снова в книжку.
А он ответил, что вечерком занят. Потому что нужно с другом встретиться. Он попросил в чём-то ему помочь. Так что вечером уйдёт.
Всё понятно! Никаких объяснений не надо.
Часы показывали 15 часов, когда он ушёл. Лицо у него было озабоченное. Это она сразу увидела. Тут же позвонила подруге. #опусы Иа с минуту молчала. И защебетала, что это подлость. И что это надо пресекать. Хорошо то, что она узнала про встречу. И про место. И про время. И дала совет. Нужно сделать так, как её бабушка научила. Якобы, это старинное средство. И оно не раз обманутых жён выручало. Короче, нужно отлить в банку подсолнечного масла. Подойти к разлучнице и на глазах у изумлённого мужа-предателя эту самую разлучницу маслом облить. А лить надо на макушку.
Нашла баночку из-под томатной пасты. Средних размеров. Налила масла. И подумала, что всё равно жизнь разрушена. Так пусть эта мерзавка Тамара пострадает. Хоть немного.
Нарочно надела своё самое лучшее платье. Нарядилась. Она читала, что какая-то героиня тоже наряжалась, когда её на казнь повели. А она сама пошла на казнь: такая у неё тяжёлая миссия.
Облить маслом. Может, в самом деле это народная женская мудрость. Может, муж опомнится, а чары растают. И всё будет хорошо.
Вышла из дома. И шла так быстро, как очень давно не ходила. Нужно улицу перейти, ещё метров сто, и остановка. Ехать минут пятнадцать.
Шла, не видела ни людей, ни машин. Да и улицы не видела. Как будто душа была парализованной. Шла всё быстрее и быстрее. Действие нужно – быстрое и разящее.
Подлетела к перекрёстку – толчок! Налетела на какую-то старушку. Причём сильно. Старушка повалилась на пол. Уронила пакет. А из него выкатилось яблоко и выпал пакет с молоком. Молоко брызнуло.
Начала поднимать. Старушка охает. Говорит, что в прошлом году ломала шейку бедра. И вот снова падение. Охает, поднимается и ругается. И люди смотрят, головами качают. Другая старушка сказала обидное: «Куда, кобыла, понеслась? Людей не замечаешь. По живым людям скачет. Обнаглела».
В кафе не попала. Старушке пришлось покупать молоко. И яблоки. И извиняться тысячу раз. Хорошо, что она удачно упала.
Дома плакала, не снимая красивого платья, которое она «на казнь» надела. Обманутая жена, а ещё и «кобыла». Всё в один день!
Пришёл муж, радостный и довольный. Сказал, что одна женщина готова уступить свою квартиру в Анапе хоть на всё лето. Сколько надо – столько и живи. Только за это нужно поменять в квартире краны в ванной и на кухне. И за коммуналку заплатить. Это друг помог. Познакомил с женщиной, с которой они работают. И спросил: «Хороший сюрприз я тебе приготовил»?
И не заметил, что она почему-то в нарядном платье, что у неё заплаканное лицо. Мужчины мало что замечают. И их не переделать.
А она подумала: «Бабушке спасибо – задержала меня».

/Георгий Жаркой/

[Olexara]

"Резиновая Зина"
Денис в последнее время был недоволен женой. Почти ничего не готовит, дома не сидит, то фитнес у неё, то салоны. Ну что это за жизнь такая?
- Настя, что на ужин сегодня? Опять салат из ничего?
- Ну почему из ничего? Смотри, тут листья салата, авокадо, руккола, кедровые орешки...
- И ты считаешь, что я, здоровый мужик могу этим наесться?
- Ну я же наедаюсь! Зато это полезная и низкокалорийная еда. Посмотри, какая у меня тонкая талия!
- Да тебя скоро ветром унесёт, дохуделась! И что мне с того, что у тебя талия тонкая? Мы с тобой спим раздельно, чтобы не нарушать твоё личное пространство, как ты говоришь. Никаких отношений супружеских.
Честно говоря, я жалею, что даю тебе столько денег. Ты будто с ума сошла.
- А я что, твоя рабыня, прислуживать всё время? Сейчас другие времена. Женщины стали более свободными от стереотипов. Заведи себе резиновую женщину для утех, я выше всего этого. Я где-то прочитала, что утехи забирают жизненную силу у женщин. И зачем оно мне надо?
- Резиновую женщину, говоришь? Хорошо.
- Денис, шуток не понимаешь? Просто я более духовная, чем ты. Только об одном и думаешь...
На следующий день Настя, как обычно пришла домой после занятия фитнесом и йогой. На кухне муж весело напевал песню и жарил котлеты. Да не один.
- Денис, это что такое?
- Не что, а кто. Знакомься, это Зина. Моя новая жена. Сейчас мы пожарим котлеты, картошку, поедим, и будем смотреть фильм про рыцарей, мой любимый. А потом пойдём спать.
- Ты с ума сошёл? Это ведь надувная кукла? Как она может жарить котлеты? Ты её где взял?
- Я ей помогаю, это нормально. Она очень добрая, со всем соглашается, что я предлагаю. Молчунья, конечно, но это не страшно. В магазине купил Зинаиду, недорого обошлась.
- А что это ты напялил на неё? Моё платье? Ты сдурел совсем?
- Надеюсь, ты не против? Ты всё равно не носишь это платье, которое я подарил. А Зине оно нравится. Да, дорогая?
- Чокнутый, слов нет!
Настя ушла в ванную. Когда она вернулась на кухню, увидела милое зрелище. Зинаида сидела за столом, перед ней тарелка с котлетой, вилка, хлеб. Денис с аппетитом уплетал картошку с котлетой.
- Спасибо, Зина, очень вкусная картошка, давно не ел! Моя жена, к сожалению, ничего, кроме салата не готовит. Хорошо, что ты появилась!
Настя покрутила пальцем у виска и пошла в свою комнату.
Так продолжалось несколько дней. Денис всё свободное время проводил с Зиной, разговаривал с ней, ужинал.
- Денис, может прекратишь этот цирк, не смешно, честное слово. Может тебе к психиатру сходить?
- А что не так? Я к тебе не пристаю, ты же у нас духовно развитая. Ужин не прошу готовить, не отвлекаю неинтересными для тебя разговорами. Ты живёшь, как хочется. Только знаешь, Зинаида открыла мне глаза.
На кой чёрт мне такая жена, как ты? Когда мы поженились, было всё прекрасно. Мы весело проводили время, ты старалась удивить меня вкусными блюдами. А потом начались эти твои непонятные практики, очищения, диеты.
Мы стали чужими людьми. Детей ты не готова ещё рожать, видите-ли беременность и роды истощают организм. От меня тебе нужны только деньги.
- Да как ты смеешь так говорить? Я забочусь о своём здоровье! Я прослушала много курсов, как подольше оставаться молодой и красивой! А ты хочешь меня угробить!
- Ну, тогда я тебя не держу. Живи, как считаешь нужным, но без меня. Ищи квартиру, собирай вещи и гудбай!
Денис взял барсетку и ушёл.
Вечером его ждал накрытый стол. Чего там только не было. Настя, в коротком халатике встретила мужа.
- Знаешь, дорогой, я тут подумала, а ведь ты прав! Наш брак трещит по швам. Я слишком занята собой и своим развитием. А это неправильно. Мы же семья. И, если честно, мне так надоело есть этот салат...
Понимаешь, все коучи, которых я слушала, в один голос утверждают, что женщина должна быть всегда стройной, здоровой, одухотворённой. Только тогда она будет интересна своему мужчине. Вот я и увлеклась этой ерундой.
- Во-первых, забудь это слово - коучи, бесит. Зачем ты слушаешь не пойми кого? Ты меня слушай! Я твой муж. Если так уж плохо со мной - уходи. Я не пропаду. Думаю, найду себе девушку по душе, и мы будем жить долго и счастливо! Кстати, а где Зина?
- В мусорке твоя Зина! Я её на кусочки порезала! Давай ужинать, я такая голодная, во всех смыслах... Ты понимаешь, о чём я...
- Ну, вот и отлично! Узнаю прежнюю Настю.
Вот так благодаря резиновой Зине, Настя вспомнила о муже. Неизвестно, как долго продлится их брак, но пока в их семье тишь и благодать. И даже есть планы родить ребёнка.
Сказка - ложь, да в ней намёк, добрым девицам урок.
Автор блог на дзен: Заметки оптимистки

[Olexara]

Эта 20-летняя красивая девушка - студентка престижного московского вуза ГИТИС, актёрский факультет. Коренная москвичка, родилась и выросла на Малой Никитской улице, мама и родная тетя замечательные актрисы известных московских театров.
В августе 1942 вслед за мужем Наташа Качуевская отправляется на фронт медсестрой. Если и было в то время самое страшное место на земле – то это был точно Сталинградский фронт, куда она и попала…
20 ноября 42 года. Контрнаступление наших войск. Линяя фронта прорвана – батальон уходит в прорыв, в блиндаже с ранеными неспособными самостоятельно передвигаться остается Наташа. 20 человек, которых она совсем недавно сама вынесла из огня, остались дожидаться транспорта для эвакуации.
Но вместо помощи в тылу появляется группа немецких солдат под командованием офицера. Они идут прямо на блиндаж. Наташа мгновенно принимает решение - подсумок с гранатами, автомат на плечо и бегом по траншее. Неожиданный огонь сбоку останавливает гитлеровцев, но ненадолго. Слишком неравны силы. Раненые вслушиваются к звукам скоротечного боя. Вот и замолчал автомат Наташи.
Убита или кончились патроны?
Глухой взрыв гранаты. И почти сразу же дружное "Ура!" вдалеке. Через пять минут в дверях рослая фигура нашего солдата: - Живы, курилки?
На плащпалатке пропитанной кровью вносят Наташу. Она чудом еще жива и даже в сознании. Когда патроны закончились, Наташа выдернула чеку из гранаты и крепко сжала ее. После того как немцы подошли почти вплотную и потребовали поднять руки, она просто разжала ладонь и граната выкатилась прямо им под ноги. О чем она думала в те три долгие секунды до взрыва? О муже, от которого не было весточки уже полгода, или о маме, что останется совсем одна?
Последняя запись из ее записной книжки: "Я вот что думаю. Каждый человек для чего-то на свет родился. Один, чтобы всю жизнь полезное дело творить, другой, чтобы только один раз встать во весь рост и крикнуть:"Вперед!"
Это ничего, что он мало прожил. Важно,что он сделал. Важно, что в общую книгу людскую ляжет пусть даже одна его безымянная запятая. Надеюсь, я смогу поставить свою запятую…"
Наташа умерла, так и не доехав до медсанбата.
Ее муж лейтенант Павел Качуевский, командир партизанского отряда, как потом выяснится, погиб еще раньше своей любимой – в июле 1942 года.
Если есть тот свет, надеюсь, что они там встретились – 23-летний лейтенант и его красавица-жена.
"Героиня Сталинградской битвы Наташа Качуевская",1984 Картина Ирины Балдиной, одноклассницы Наташи...

[Olexara]

В январе 1943 года одна ленинградка, Зинаида Епифановна Карякина, слегла. Соседка по квартире зашла к неи* в комнату, поглядела на нее и сказала:
— А ведь ты умираешь, Зинаида Епифановна.
— Умираю, - согласилась Карякина. - и знаешь, Аннушка, чего мне хочется, так хочется - предсмертное желание, наверное, последнее: сахарного песочку мне хочется. Даже смешно, так ужасно хочется.
Соседка постояла над Зинаидои* Епифановнои*, подумала. Вышла и вернулась через пять минут с маленьким стаканчиком сахарного песку.
— На, Зинаида Епифановна, - сказала она. - Раз твое такое желание перед смертью - нельзя тебе отказать. Это когда нам по шестьсот граммов давали, так я сберегла. На, скушаи*.
Зинаида Епифановна только глазами поблагодарила соседку и медленно, с наслаждением стала есть. Съела, закрыла глаза, сказала: «Вот и полегче на душе», и уснула. Проснулась утром и… встала.
Верно, еле-еле, но ходила.
А на другои* день вечером вдруг раздался в дверь стук.
— Кто там? - спросила Карякина.
— Свои, - сказал за дверью чужои* голос. - Свои, открои*те.
Она открыла. Перед неи* стоял совсем незнакомыи* летчик с пакетом в руках.
— Возьмите, - сказал он и сунул пакет еи* в руки.- Вот, возьмите, пожалуи*ста.
— Да что это? От кого? Вам кого надо, товарищ?
Лицо у летчика было страшное, и говорил он с трудом.
— Ну, что тут объяснять… Ну, приехал к родным, к семье, привез вот, а их уже нет никого… Они уже… они умерли! Я стучался тут в доме в разные квартиры - не отпирает никто, пусто там. Что ли, - наверное, тоже…как мои… Вот вы открыли. Возьмите. Мне не надо, я обратно на фронт.
В пакете была мука, хлеб, банка консервов. Огромное богатство свалилось в руки Зинаиды Епифановны. На неделю хватит однои*, на целую неделю!.. Но подумала она: съесть это однои* - нехорошо. Жалко, конечно, муки, но нехорошо есть однои*, грех. Вот именно грех - по-новому, как-то впервые прозвучало для нее это почти забытое слово. И позвала она Анну Федоровну, и мальчика из другои* комнаты, сироту, и еще одну старушку, ютившуюся в тои* же квартире, и устроили они целыи* пир - суп, лепешки и хлеб. Всем хватило, на один раз, правда, но порядочно на каждого. И так бодро себя все после этого ужина почувствовали.
— А ведь я не умру, - сказала Зинаида Епифановна. - Зря твой песок съела, уж ты извини, Анна Федоровна.
— Ну и живи! Живи! - сказала соседка. - Чего ты... извиняешься! Может, это мой песок тебя на ноги-то и поставил. Полезный он: сладкий.
И выжили и Зинаида Епифановна, и Анна Федоровна, и мальчик. Всю зиму делились - и все выжили.
Автор: Ольга Берггольц

[Schastyia]

Помню, как моя свекровь строго выговаривала своей весёлой восьмидесятилетней сестре за то, что та в три дня осуществила внезапно вспыхнувшую мечту: поменяла унылый старый белый унитаз на неземной яркости и блеска - бирюзовый...
Ну, типа, куда под старость лет эдакое баловство, мотовство, и непотребство.
Та не смутилась, и в ожидаемый стыд не впала.
Её ответу я стоя аплодирую и сейчас:
- Знаешь, Hина, даже если мне суждено будет ровно один раз посидеть на этом троне, я не стану думать, что покупка себя не оправдала!
Она оправдала себя уже тогда, когда я от души веселилась в хозяйственном, где красавцы-консультанты показали мне бразильский карнавал толчков!
И я не собираюсь копить себе на смерть, потому что кто-нибудь да закопает, а вот просрать свою жизнь, скопидомя, и соблюдая все правила, можно и мимо унитаза.
Поэтому - пошла в ж@пу!
Hет, это не было грубо, друзья мои.
Это было просто и понятно.
Жить, пока живётся.
Исполнять желания - пока желается.
Любить - пока любится, вот так надо.
А то тошнит уже от целей, мотиваций, "лучших версий из кожи вылезших себя самих", тупых марафонов за единым для всех счастьем.
Счастье - внутри.
Tам же, где и свобода.
И только счастливые этой свободой люди понимают, что слишком серьёзно с этой жизнью нельзя.
Лиля Град

[Olexara]

Реальная история

Когда меня забирали, мама кричала так, что охрипла и навсегда потеряла голос, но об этом я узнала потом. Оглянувшись на неё один раз, я навсегда запомнила эту картину - она стояла, прижимая руки к груди, в её глазах был непередаваемый ужас и рот перекосило от крика. Если бы вам вздумали отрезать разом обе ноги, вы бы, наверное, выглядели так же... Рядом с мамой, хватаясь за её серую юбку, ревели две мои младшие сестры. Они стояли босые на заснеженном крыльце и сухой мелкий снег волнообразно сыпал на них, срываясь с крыши от ветра. Нас, молодых незамужних девчонок, немцы забрали всех подчистую. Забрали также и мальчишек, которых по возрасту ещё не призвали на фронт. Мне в тот год было шестнадцать.
Нас всех затолкали в грузовик с открытым кузовом и повезли к железнодорожной станции. Мы сидели в нём плотно, как овцы в загоне. Девчонки не смели громко плакать, только слёзы катились, замерзая тонкими сосульками под подбородком, а мальчики каменными лицами наблюдали, как остаётся позади родная земля и, сжимая борт грузовика пальцами с посиневшими от холода и напряжения костяшками, поглядывали на сопровождавших нас немецких солдат. Я знала, о чём думали мальчишки - о своих братьях и отцах, воюющих с проклятыми фашистами и отдающих жизни за родину. Снаружи мы примерзали от холода друг к другу, внутри - пылали единым огнём ненависти к немцам. Но что мы могли сделать? Что мы могли, если дула немецких винтовок были наставлены прямо на нас?
На станции нас под конвоем поместили в товарные вагоны. Более скотские условия трудно себе представить. Мы ехали до Германии две или три недели и в нашем распоряжении была только солома и небольшая дырка в углу для справления нужды. Места не хватало, мы клали головы и ноги друг на друга. Юноши, девушки - все в одной куче. Запах немытых тел, неизвестность, холод, голод, грохот поезда... Доехали не все. Особенно мне запомнилась смерть девушки, которая стеснялась ходить в "туалет" при своём женихе. У неё лопнул мочевой пузырь.
По прибытию мы попали на распределительный пункт. Там нас вымыли холодным душем, обрызгали какими-то дезинфицирующими химикатами, а девушкам состригли косы для профилактики вшей. Далее была биржа труда, которая по сути являлась самым настоящим невольничьим рынком.
— Den mund auftun!
Мне лезли пальцами в рот и я поняла, что его нужно открыть.
— Gut, - заключил довольный немец, осмотрев мои зубы.
Меня просили повертеть руками, поднять стоящую рядом девушку, разогнуться назад как можно ниже, даже спеть просили, желая проверить приятность голоса. С воспалённым горлом я пела, как пьяный охрипший сапожник. Они щупали мне мускулы на руках, шлёпали по животу, заставляя напрячь его как можно сильнее и вообще заглянули и в гриву, и под хвост, словно осматривали лошадь на аукционе. Наконец меня оставили в покое. Так я попала на кирпичный завод.
В наши обязанности входило делать глину на конвейер для изготовления кирпича.
— Руки все потрескались, смотри - прямо кровь из трещин сочится, - воровато показала мне руку напарница, девушка со смешливым круглым личиком. Кожа на её щеках была очень белая, тонкая и прозрачная, с веснушками, и сама она была светло-рыжей.
— Да, у меня тоже вся кожа сухая, как наждачка, - ответила я, повертев свои измазанные в глину кисти.
— Ты откуда?
— Из-под Курска. А ты?
— С Витебской области. Я Тая.
— Валя. Тсс! Идут!
За нашими спинами вырос надсмотрщик. Из коротких бесед выяснилось, что мы с Таей живём в одном бараке при заводе, но за месяц изнурительного труда не замечали друг друга. Постепенно мы с ней сдружились и Тае даже удалось поменяться кроватями с моей соседкой. После изнурительного трудового дня, в течение которого нас кормили всего один раз в день, мы засыпали с ней бок о бок голодными, с ломящимися от усталости костями. Я засыпала под журчащие, как тихий дождь, белорусские песни Таи, которые она напевала мне шёпотом в ухо; я выключалась под её девичьи мечты, под её надежду о возвращении домой, под её обещания непременно поцеловать то самое дерево на родной земле, в которое она отчаянно вцепилась и от которого её оторвал немецкий солдат, чтобы угнать на работы в Германию. Тая тоже засыпала когда я, успокаивая, вытирала её тихие слёзы и держала за потрескавшуюся от работы руку, и обещала ей, и клялась, что мы непременно вернёмся домой, что наши победят, что иначе быть просто не может!
Вскоре нас с Таей перебросили на сушку кирпича. Мы его сушили и выпаливали, перетаскивали тяжеленные готовые связки... Работа требовала невероятных физических усилий и самым нашим большим страхом с Таей стало то опасение, что после такого надрыва мы никогда не сможем иметь детей. Так продолжалось очень долго. Года полтора мы с Таей надрывали здоровье, опаляя и перетаскивая кирпичи.
Когда наши войска приблизились к Германии, немцы стали отходить. Спешно сворачивалось производство на заводе. С Таей случилось несчастье - кто-то в суматохе толкнул гору готового кирпича и Тая, убегая, упала, и кирпичом ей сильно повредило ногу. Лечить её не стали, это было бессмысленно, потому что немцы, отступая, решили расстрелять всех рабочих. Тая оставалась в бараке, а меня с другими девушками гоняли туда-сюда, чтобы мы успели выполнить последние подготовки к отступлению. Это были наши последние рабочие дни.
— Девочки, девочки мои хорошие, идите сюда!
У заднего выхода нас манил к себе знакомый дед. Я хорошо его знала - дед Андрей был русским, но с детства жил в Германии и всю жизнь проработал на нашем заводе. Он был женат на немке и официально назывался Андреасом. Так как немецкий он знал в совершенстве и вообще впитал в себя культуру Германии, никто не догадывался, что он по происхождению русский. Он часто втихаря подкармливал нас с Таей домашней колбасой и пирогами, приготовленными его женой. "Держитесь, девочки, держитесь, мои красавицы!" - тихо говорил он нам хорошим, но чуть ломанным русским языком.
— Идите, идите, девочки, скорей!
Я осмотрелась. Немецкие работники не обращали на нас никакого внимания, они в панике сновали по заводу, как крысы на тонущем корабле. Мы подошли к нему с другой знакомой мне девушкой Машей. Дед Андрей тут же схватил меня за руку и потащил по коридору, и Маша едва успела вцепиться в мою протянутую ладонь. "Сейчас...сейчас..." - бубнил дед и резко свернул за одну из железных дверей.
— Я вас спрячу, мои красавицы, спрячу у себя дома. Сегодня вечером будет расстрел. Всех работников расстреляют. Вы знали об этом? Так-то. - он откидывал пустые деревянные ящики от дальней стены. Там тоже была узкая дверь.
Нас с Машей обдало могильным холодом. Мы переглянулись. Немцы говорили, что завтра утром вывезут нас в лагерь за городом, где нам будет намного комфортнее. Мы бросились помогать деду расчищать проход. Сырым, провонявшим плесенью узким туннелем дед вывел нас на улицу. В пятидесяти метрах от нас я увидела здание нашего барака с той, другой стороны, с которой прежде никогда на него не смотрела.
— Тая... - вспомнила я. - Мы должны забрать её!
— Нет, нет, моя девочка, нужно быстро бежать, бежать вон туда, я хорошо заплатил привратникам, чтобы нас выпустили, - воспротивился дед.
— Десять минут! Зайдите назад и подождите меня ровно десять минут! Если я не вернусь, можете идти без меня.
Я рванула к бараку, не оглядываясь. Тая должна вернуться домой, должна увидеть своих, должна поцеловать то дерево, от которого её оторвали... Я шла, гордо задрав голову под взглядами проходящих мимо немецких служащих. Консьержа в здании барака не было - судьба благоволила ко мне, не иначе! Пройдя самые опасные препятствия, я пулей влетела в наш отсек. Тая стонала на кровати от боли. Наспех всё объяснив ей, я взвалила на себя подругу и поволокла к выходу...
— Куда вы? - хрипнул заходящий в здание консьерж на скверном русском.
— Приказано доставить в медпункт, - спокойно ответила я.
Он прищурился и стоял, провожая нас подозрительным взглядом, пока мы не зашли в первые двери медпункта, находящиеся в торце соседнего здания. Я открывала двери тихо и осторожно, боясь, что нас услышат санитары. Через десять мучительных секунд мы вышли и я поволокла стонущую Таю на задний двор. Маша вышла из укрытия и помогла мне. Дед ковылял впереди. Замирая, мы приблизились к запасным воротам. Умирая от страха, прошли их, даже Тая перестала в тот момент стонать...
Дед спрятал нас в подвале своего дома. Его жена обработала рану Таи и зафиксировала ей ногу деревяшками и бинтами. При любом шуме мы прятались в шкаф - за его задней стенкой была ниша в стене. Я потеряла счёт дням и ночам. Рана Таи затянулась, но нога распухла и она не могла на неё ступать. Я знала, что всех рабочих, всех тех, с кем я успела сблизиться, уже расстреляли. Дом то и дело сотрясался от взрывов. Настал день, когда дед вывел нас из подвала.
— Немцы ушли, мои голубушки. Пришли американцы. Я отведу вас к ним.
Жена деда помогла нам кое-как обмыться и дала свою одежду. Американцы встретили нас ослепительными улыбками, накормили своими консервами и подарили по шоколадке. Я ничего не понимала из их трескотни. Только одно слово звучало у меня в голове: "Домой!". Военный хирург осмотрел ногу Таи и наложил ей до колена гипс. Ей выдали костыли и на них она допрыгала вровень с нами до машины, которая должна была отвезти нас на станцию.
Поезд был забит под завязку, в вагон поместили только Таю, выставив из него двоих женщин. Эти женщины, я и Маша (и множество других) забрались по лестнице на крышу вагона. Так и ехали мы долго-долго до самой БССР на крыше.
На заре я, продрогшая до костей, услышала знакомый голос.
— Валя, Валечка! Ты где, Валя?!
— Тая!
— Я приехала! Я приехала домой, Валюш! - сияла измятая тяжёлой дорогой Тая, держась на костылях.
Поезд начал трогаться...
— Спасибо, Валечка, спасибо за спасение! Удачно добраться! Целую, люблю! Не забывай меня!
— И ты не забывай меня, Тая! Прощай...
На следующей станции нам подставили лестницу и мы пересели в вагон.
Можете себе представить чувства человека, который по прошествии двух лет рабства вернулся домой из лона врага? Когда я увидела лица наших русских солдат... Эти наши усталые, угрюмые, такие настоящие лица, которые не умеют улыбаться фальшиво, а если вдруг улыбнутся, то внутри тебя расцветает весна... Потому что это настолько искренно и сердечно, что хочется плакать. И я плакала. Все мы плакали, попадая в надёжные руки наших честных ребят, которых поболее, чем нас, прокрутило через жернова войны.
Когда я шла домой пешком от станции, то первой, кого я увидела, была моя мать. Она полола картофельные грядки. Из горла мамы вырывались лишь хрипы, но по ним я поняла, что наш отец погиб в бою. Мать стала полностью седой, сёстры заметно подросли и исхудали... Меня же не сразу узнавали родные. После всего пережитого я постарела как минимум на десять лет. Я вышла замуж, у меня родился сын... Всё самое страшное осталось в прошлом, которое даже сейчас невозможно забыть.

Рассказ основан на воспоминаниях Валентины Григорьевны А.

[Olexara]

Олега в новой женщине бесило всё: замок в ее спальне не с той стороны, зубная паста не тем боком стоит, бедро у нее во время секса трясётся... А женщина старалась как могла и не понимала, что причина-то в другом...
Олег каждый день звонил бывшей:
- У нас все хорошо. Просто офигенно! Вкуснее тебя готовит, чистота идеальная! И в постели, как богиня.
Бывшая отвечала, исключительно из чувства вины, ведь она была инициатором разрыва:
- Я рада, что ты счастлив.
- Да, совершенно! Не то что с тобой.
Говорил Олег и шел пилить новую... Отбивные не так прожарены, носки не так сложены, оральные ласки не так техничны...
Женщина пыталась совершенствовать свои навыки, но безуспешно.
Однажды утром Олег сел завтракать и сообщил, что даже яичницу она нормально сделать не может, хотя продолжал жевать и причмокивать. Женщина забрала у него тарелку из-под носа и ласково, но твердо сказала:
- Иди-ка ты на х@й, Олежка.
И тогда Олег понял, что все женщины - су…и.

Екатерина Бальзамова

фотограф Макс Вебер

[Olexara]

ЖИТЬ

Марина сидела, свесив ноги с кушетки, растерянно моргала и пыталась вникнуть в суть слов врача:
— Марина Сергеевна, как Вы себя чувствуете? — повторила свой вопрос уже третий раз заведующая клиникой.

Как она себя чувствует...Марина вспомнила, как утром она бежала в детский сад, ведя за руку своего сына Лешу. Вдруг каблук предательски застрял в паребрике, когда они собирались перейти дорогу. Марина дернула ногой посильнее и каблук, издав треск, отлетел в сторону. Женщина подобрала "запчасть" и, резко развернувшись в сторону дома, посеменила с сыном переобуться.

Опять ее начальник, главный инженер, будет читать мораль, не желая вовникать в ее, Маринкины, житейские проблемы. А тетки из отдела кадров ехидно улыбаясь нарисуют в табеле "неполный рабочий день", и опять она не досчитается нескольких сотен рублей зарплаты в конце месяца. Маринка итак получала самую низкую зарплату на их фарфоровой фабрике. Кому нужна специалист по охране труда. Она уже обдумывала убедительные ответы, прокручивала все в голове, выстраивала убедительную речь, как заезженную пластинку, когда наконец-то привела своего сына в детский сад.

Затем Марина поскакала галопом на остановку, заскочила в переполненный такими же спешащими на работу людьми автобус.

— Девочка, передайте, — пихала необъятных размеров женщина Марину в бок.
Из-за миниатюрного роста и маленького веса Марина была похожа на 15-летнюю школьницу, и никто не догадывался, что ей перевалило за тридцать. Да и отсутствие косметики, которую она попросту не успевала наносить, лишь усиливало этот эффект моложавости во сто крат.
В животе кофе, выпитый на пустой желудок без ничего, несколько раз уркнул, но достать свой "обеденный" бутерброд в такой давке было просто нереально.

Выскочив из автобуса, опаздывая уже почти на сорок минут, Марина понеслась не разбирая дороги изо всех сил на работу. Проезжавшая мимо машина окатила опаздывавшую девушку весенней грязью с головы до ног. Настроение окончательно и безповоротно уехало ниже плинтуса.

Взъерошенная, грязная, вспотевшая Марина влетела в свой кабинет.
Коллега, занимавшая стол напротив ее рабочего места, спросила:
— Марина, ты чего такая бледная?
Нина Петровна заботливо плюхнула свежего ароматного чайку в кружку Марине, — сколько сахара?

Но не успев отпить и половины, девушку к себе потребовал главный инженер.
— Нам всем надо пройти медкомиссию. На следующей неделе будет проверка по охране труда. Так что вот ваше направление, отправляйтесь незамедлительно...

— Нормально я себя чувствую, как обычно, как всегда, а что? — непонимающе таращила Марина глаза на врачиху.
— У вас опухоль, вам нужно срочно лечь в больницу на обследование.
— Нет, нет, что вы я не могу. У меня ребенок, муж, работа — отрицательно замотала головой Марина, — может ошибка, а? Я хорошо себя чувствую, как обычно.
— Вы не поняли...у вас опухоль, вам надо срочное обследование. Я сейчас запишу вас..., — медленно стала повторять врач, внимательно и строго глядя на Марину.
— Подождите, у меня что рак?
— Я же говорю, вам надо обследование...

Диагноз рак "по-женски" третьей стадии подтвердился очень быстро. И вдруг Марина поняла, что не жила. В ее жизни был какой-то странный водоворот однообразных и непонятно кому нужных событий.Что она видела? Быть может ей осталось жить 4 месяца, 6 месяцев или год.Она всё время экономила, не позволяла себе ни ресторанов, ни косметологов. Три года Марина работала без отпуска. Зачем?! У нее была только практичная одежда и никаких легкомысленных платьев. А сын и муж — как мало она уделяла им внимания и сколько еще сможет уделить. Она словно очнулась ото сна — не жила, существовала.

Марина приехала на работу и решительно положила на стол заявление на отпуск. Перед ней развалившись, сидел ее начальник, зажав в зубах сигарету и выпуская клубы дыма в лицо женщине, он сказал ей:
— Мы не можем ждать, пока ты решишь свои проблемы — пиши заявление на увольнение, если не можешь работать.
— Но мне положен оплачиваемый отпуск, я работаю три года и не была еще в отпуске, — твердо сказала Марина.
— Пиши заявление на увольнение или ты плохо кончишь, — шипел начальник.
— Нет. #опусы И не надо мне угрожать, — решила настоять Марина.
— Пошла вон отсюда — взревел побагровевший главный инженер.

Утром Марину разбудил сын:
— Мама мы в садик проспали!
— Сынок, мы сегодня с тобой никуда не пойдем и будем отдыхать, а завтра поедем с тобой на море.
— Ура! Ура! Мы едем на море! — принялся скакать на кровати Лешка. Подпрыгнул к Марине и жарко ее поцеловал и крепко-крепко обнял, как умеют только дети.

Марина бросила все. Продала почти за бесценок дачу. На вырученные деньги она стала делать то, о чем мечтала, но откладывала на потом.
Привела в порядок свои не ухоженные руки, наконец-то сделала прическу и вдвоем с сыном они отправились на отдых. Впервые Марина показала сыну море — такое красивое в лучах весеннего солнца. Легкий морской бриз играл новым легкомысленным голубым шелковым платьем Марины.Кругом все просыпалось и цвело, ароматы весны, распустившихся в садах цветов, моря и теплое солнце были просто упоительны.

Там-то Марина впервые почувствовала головокружение и ей стало страшно. Смертельный страх сковал ее. Как шестилетний сын будет без нее.
И море, и сын, и вот этот пляж — все это завтра будет, а ее не будет. Больше в ее жизни ничего не будет!

На следующий день они поехали обратно и Марина решила поправиться и жить во что бы то ни стало. Она боялась. Очень. Ее дедушка сгорел от рака желудка за шесть месяцев на ее глазах. Все она знала не понаслышке. Безумно дорогие лекарства. Нет никакой бесплатной медицины. Враки всё! Лекарства не помогали от жутких болей.
И все это лечение в ее случае оказалось страшнее, чем она могла себе даже представить в сто раз или даже тысячу. После процедур ее рвало так, выворачивало так, что казалось — пусть все это уже закончится хоть как-то. Лишь бы только закончилось. Процедуры превратились в бесконечную пытку и безумные дни слились воедино, сил не оставалось даже самостоятельно ходить. Вечная тошнота. Она не могла есть обычную пищу. А силы нужны, чтобы побороть болезнь. Муж бегал за дорогим питанием специальным для больных онкологией. Кормил, дежурил, ночевал, как преданный пес у ее ног.

Мысли о том, чего еще так и не было в ее жизни и маленьком сыне, преданность мужа, не позволяли ей сдаваться. Даже когда вылезли волосы и она осталась совсем лысой, Марина думала о том, что она хочет жить и ей есть ради чего. Цепляясь за маленький-маленький шанс, Марина карабкалась из цепких лап болезни и смерти.

И знаете, вопреки всем прогнозам, ведь с ее диагнозом только двадцать процентов излечивались, однажды она вернулась домой, уставшая, лысая, худая, как узник концлагеря, но победившая эту битву.
Никогда нельзя сдаваться. Надо верить. Надо жить, не откладывая саму жизнь на потом.

Ольга Никитина

[Olexara]

Маме отпуск испортили…

В деревню отдыхать семья приехала. Сняла полдома. Хозяин – очень хороший мужик. У него есть лошадь и телега.
Накосил мужик сена, возит с покоса, маленького городского мальчишку иногда с собой берет.
Нагрузит полную телегу, посадит наверх, лошадь тихонечко тянет, а парнишке весело: никогда ничего подобного не видел.
Утром с отцом сделают гимнастику во дворе и бегут искупаться в прохладное озеро – бодрость на весь день.
А мама в это время читала толстую книгу на лавочке.
Можно пойти после обеда за грибами. Весело бродить по лесу и всматриваться в траву. Найдешь грибок – такая радость,
это грибной охотой называется.
Наберешь полную корзину, наклонишься, глубоко вздохнешь – великолепный аромат.
Затем чистить на полянке, смотреть, нет ли червивых. Когда все готово, разожжешь во дворе печурку, готовишь чудесное блюдо – картошку с грибами.
Заваришь крепкий чай, ешь грибочки и радуешься.
А мама есть не стала, потому что, по ее словам, пища тяжелая. Она сделала яичницу, поела и ушла в тень с толстой книгой.
После обеда папа и сын гоняли во дворе мяч, вспотели и снова на озеро – купаться. Мама отложила книжку и долго разговаривала с подругами по телефону.
Хозяйка дома испекла пироги: с вареньем, с грибами и с капустой. Позвала на свою половину. У нее самовар на углях, на стенках забавные картинки.
Ели пироги, отец с хозяевами о жизни говорили.
Мама пироги есть не стала, потому что от них поправляются. Пила печально во дворе чай с сушками.
Когда стемнело, немного посидели на крылечке, чтобы услышать, о чем ночь шепчется. Ну, и спать.
На следующий день отправились отец с сыном на рыбалку. И им повезло – поймали на уху.
На берегу почистили, чтобы во дворе этим не заниматься, и домой пришли.
Мама читала толстую книгу и ни на кого не смотрела.
Рыбаки растопили печурку во дворе и стали готовить уху. Хозяйка дома дала зелень.



Все готово, сели обедать. Мама сказала, что терпеть не может озерную рыбу, потому что в ней много костей.
И еще неизвестно, чистая ли в озере вода? Экспертизы не было.
Мама съела овощной салат и пошла на лавочку книгу читать.
Отец и сын решили посмотреть, куда ведет дорога, которая слева. И пошли.
Оказывается, что в сосновый лес. На высокой сосне увидели дятла в красной шапочке. А еще заметили белочку.
Прогулка на славу, теперь можно и окрошкой заняться. Казалось, что долго, но глаза боятся – руки делают.
Надо резать на мелкие кусочки, чтобы красиво было.
Мама сказала, что такое сочетание разных продуктов вредит здоровью, и залила кипятком пакетик с супом.
Так пролетели две недели, пора в город. Сын сказал, что уезжать не хочет. Отец с ним согласился, однако на работу надо.
Мама тяжело вздохнула, что отпуск зря прошел, ничего хорошего: «Просила тебя на море поехать,
а ты уперся – деревня да деревня».
Когда нет страдания.

Автор Георгий Жаркой